Рубиновое кольцо - Элизабет Лоуэлл

– Плачущая Девочка, – тихо объяснил он. – Она идет в Руби-Баню. Сегодня вышла слишком рано. Обычно ее слышат в полночь.

– Это призрак? – спросила Фейт.

– Ты не веришь, что они есть?

– Э… нет. Нет на самом-то деле.

– Я тоже не верил. Но Плачущая Девочка существует. Мне было семь, когда я увидел ее впервые. То была моя первая ночь на болоте.

– Тебе было семь?

Он кивнул.

– Мой Бог! – сказала она, пытаясь представить состояние ребенка, который встретил призрак. – Как же ты смог это вынести?

– Помню, тогда, я намочил штаны. – Уокер улыбнулся. – Но со временем я привык к ней. Но я не видел ее с тех пор, как Лот начал ходить со мной на болото. Он бы слишком шумный, а Плачущая Девочка любит тишину.

Уокер гладил Фейт по рукам и по спине. Она с опаской посомтрела на сад и не увидела никакого белого мерцания. Не было больше ощущения, что кто-то парил в ночном воздухе…

– Пусть Плачущая Девочка гуляет себе в одиночестве, – сказала Фейт оживленно.

Уокер взял ее прохладные пальцы в свои руки и поднес к губам. Поцеловав каждый из них, он положил ее ладонь к себе на шею, согревая их. Потом подумал еще кое о чем, что согреет их обоих.

– Пошли, – сказал он. – А то в доме станут волноваться, где мы.

– Я не думаю, что они видели, как мы подъехали.

Уокер тоже так не думал, но знал, что если не вытащит ее из сада как можно скорее, то они все исколются переросшими сорняками.

Ветер переменился, он налетел одним порывом, похожим на длинный выдох. Через секунду до них донесся лай собаки.

– Бумер, – сказала Фейт. – Собака Мел.

– Хороший у нее нюх, – заметил Уокер. Они были довольно далеко от дома, но собака поймала их запах, когда переменился ветер. – Я возьму вещи.

– Я помогу тебе.

К тому времени когда они выгрузили вещи, кто-то позвал собаку. Когда Уокер и Фейт поднялись на крыльцо, в холле зажегся свет. Потом засветилась галерея. Вспыхнули огоньки рождественских лампочек, которые обвивали колонны. Большинство лампочек перегорело, но никто их не заменил. Уокер уже отметил сорняки, пробившиеся между камнями на подъездной дороге. Должного ухода здесь не было. Краска на величественных колоннах облупилась, а веранда требовала серьезного ремонта. Уокер подумал, что Монтегю следует продать рубины из ожерелья Мел и отреставрировать старый особняк, прежде чем он рухнет.

– Дом такой же печальный, как и Плачущая Девочка, – пробормотала Фейт.

– Это не первый дом, который рано или поздно превратится в труху. – Голос Уокера был гораздо мягче, чем его слова. Он поставил свои вещи на землю, оторвал надломленный пласт краски от колонны и вспомнил, что двадцать пять лет назад этот дом казался ему волшебным белым дворцом: он горел огнями, в нем играла музыка, и от него исходил свет богатства.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказала она.

Это не был вопрос, поэтому Уокер ничего не ответил. Он растер пальцами осыпавшуюся штукатурку, и она, кружась, устремилась к полу веранды.

Десятифутовые стеклянные двери с необычайными витражами, казалось, дрогнули. Наконец одна створка открылась, нехотя скрипнув петлями. Свет зажегся и хлынул через стекло на веранду. Волосы Фейт зажглись ярким золотом, а глаза засияли серым светом.

Женщина, которая открыла дверь, взглянув на Фейт, вскрикнула и потеряла сознание.

Уокер отпихнул ногой вещи и поймал женщину, не дав ей упасть на пол. Она была худая и очень легкая, словно болотная цапля. Хотя она была в платье до середины икры из блестящей ткани, от нее странно пахло болотом, крабами, а также детской присыпкой и каким-то невинным цветочным ароматом. В ее белокурых волосах было много седины. Они выглядели так, будто она стригла их с завязанными глазами тупым карманным ножом.

– Что с ней? – спросила Фейт с тревогой.

– Она дышит. У нее хороший пульс. – Уокер поднял ее, собираясь нести на руках. – Похоже на старомодный благородный обморок.

Не обращая внимания на багаж, Фейт держала дверь, чтобы Уокер мог внести женщину внутрь. Он двигался так легко, что Фейт спрашивала себя, как ему это удается с его поврежденной ногой.

– Тебе придется ее нести?

– Конечно. А почему нет?

– Твоя нога.

– Ничего, не страшно.

– Ты понял, что она сказала, перед тем как упасть в обморок? – спросила Фейт.

– Руби.

– Руби. Рубин? – Фейт вошла внутрь вслед за Уокером и закрыла за собой дверь. Петли глухо застонали, отчего она вздрогнула. В доме есть масло, в крайнем случае мыло.

– Ты думаешь, она знает про ожерелье? – спросила Фейт.

Уокер пожал плечами, несмотря на свою ношу. Изогнувшись, он открыл массивную дверь, которая вела в гостиную прямо из холла. Когда-то здесь развлекали богатых господ, теперь же комната пропахла пылью, а занавески выгорели от слишком щедрого солнца.

– Посмотри, где здесь выключатель, – сказал Уокер. Фейт повозилась несколько секунд, прежде чем нащупала клавишу выключателя. Когда она ее нажала, свет проник во все углы комнаты. Тусклые серебряные чаши красовались на прикроватных столиках, которые стояли по обе стороны причудливой кушетки, стилизованной под мебель времен Людовика XIV. Она была обтянута потертым бархатом.

Уокер уложил женщину на подушки и поднял ее ноги на валик.

Из задней части дома донесся голос Мел.

– Тига? Почему лает Бумер? Бумер, хватит пихаться! Приехали! Фейт?

– Мы здесь, – отозвалась Фейт. – Тига…

– Погоди, – прервала ее Мел. – Дай мне отвязаться от собаки.

Мел схватила Бумера за шею и оттащила назад. Собачий нос просунулся в открытую дверь, ведущую из кухни в столовую. Пес посмотрел на Мел, словно выясняя, что все это значит.

– Джефф, папа, вы дома? – закричала она, повернувшись в сторону библиотеки, которая была напротив гостиной. – Тига открыла дверь!

Бумер вилял хвостом и облизывал большим влажным языком ноги Мел.

– Ох! Собака целуется, – сказала она со смехом. – Джефф! – завопила она. – У нас гости! Бумер хочет подружиться с ними, а я не знаю, собачники они или нет.

– Давай его сюда! – отозвался Уокер. – Тига потеряла сознание. Мы в гостиной.

– О нет! – закричала Мел. – Джефф, ты мне нужен! – Она дернула за ручку кухонной двери. Бумер убежал, а дверь библиотеки широко распахнулась. Оттуда выскочил растрепанный Джефф. Собака и мужчина столкнулись, Джефф замахал руками.

Он поймал собаку с привычной непринужденностью хозяина.

– Бумер, сядь ты, дуралей!