Чужая вина - Питер Абрахамс

Ой. Она поймала его назойливый взгляд. Это плохо. Он отвернулся к сцене. В этот миг музыканты сбились, барабанные палочки клацнули, скрестившись, и музыка смолкла. Гитарист — как его, Джо Дон? — сказал что-то ребятам, и все рассмеялись. Сосредоточившись на непонятной шутке, Пират, несмотря на свой безупречный слух, не услышал, как со «слепой» стороны к нему подошла та девушка.

— Элвин Дюпри?

Он вздрогнул, едва не сбросив свой бокал «Калуа» со столика.

— Да, мисс?

Она внимательно смотрела на него. Не на повязку, нет — на него самого.

— Джонни Блэнтон был моим отцом.

Неожиданно, что и говорить, но он быстро нашелся.

— Примите мои соболезнования, — сказал Пират.

Клэй и Нелл ехали домой от аэродрома в восточной части Бельвиля. Солнце слепило глаза. От этой невыносимой яркости у Нелл разболелась голова, чего не случалось уже много лет.

Клэй встревожено глянул на нее.

— Ты в порядке?

— Да.

Он взял ее за руку.

— Не пугай меня больше так.

— Постараюсь.

Он, кажется, готов был рассмеяться, но сдержался.

— Ты так спокойно ко всему отнеслась…

— Когда это случилось, я, прямо скажем, забеспокоилась.

Мышцы в нижней части его лица напряглись.

— Я так и не понял, почему ты ныряла одна. Кирк — опытный ныряльщик.

— Я же говорила: он не смог погрузиться. Сам на него посмотри.

— Но он все равно должен был оставаться в воде, следить за тобой.

— Почему это?

Ответа у Клэя не нашлось, но выражение лица оставалось напряженным.

— Не надо злиться на Кирка, — сказала Нелл. — Если кто-то и просчитался, так это я.

Клэй покачал головой.

— Он должен был сказать, что для него там слишком глубоко.

— А ты знаешь хоть одного мужчину, который бы это признал?

— Почему ты его защищаешь? — Клэй отпустил ее ладонь.

— Я не… — Нелл не договорила. Они что, опять затевают ссору? До чего же легко им теперь ссориться, как будто раздор стал их естественным состоянием. — Давай не будем спорить, — сказала она, в последний момент отбросив жалкий аргумент — свою головную боль.

— Я и не спорю, — сказал он. — Просто…

Клэй повернул у Нижнего города. Окна были закрыты, работал кондиционер, но Нелл все равно сразу же учуяла вонь Бернардина. Вонь была по-прежнему сильной.

— Когда же он исчезнет?! — воскликнула она, не надеясь на ответ.

— Ты о чем?

— О запахе. После наводнения.

Клэй принюхался.

— Я ничего не чувствую. — Он снова посмотрел на нее с тревогой. — Ты точно в порядке?

«Хватит спрашивать!»

— Да, в полном.

Мимо проносились многочисленные бары Ридо-стрит: «Бум-бум», «Лот 49», «Крики Мими», «Красный петух». Тягач из автомастерской Йеллера стоял на улице. Клэй не отвлекался от дороги, смотрел только вперед.

— Вы с Кирком говорили в лодке о чем-то необычном? — спросил он вдруг.

— Он упомянул об этом расширении или как там его… О том, что у них для тебя есть одна управленческая должность.

— Да, Дюк рассказывал.

— И?

— Я подумаю.

— Правда?

— Ты удивлена?

— Кирк сказал, что тебе придется уйти со службы.

— Верно.

— Ты так спокойно об этом говоришь!

Клэй пожал плечами.

Они проехали Канал-стрит. Тяжелая техника от «ДК Индастриз» работала в конце улицы, где вода прорвала первую плотину. Вокруг по-прежнему валялось множество мусора, но землю уже выровняли, за исключением отдельных холмиков; все постройки превратились в груды обломков.

— Я думала, тебя это еще интересует.

— Что?

— Работа в полиции.

Клэй не отрывал глаз от дороги.

— Я ошибалась?

— Все меняется.

— Даже важность твоей работы? Вспомни, сколько ты сделал для города.

Пальцы Клэя еще сильнее впились в руль. Обычно такие красивые, эти пальцы на мгновение показались ей грубыми, красными, почти неузнаваемыми.

— Там мне бы платили двести штук в год, — сказал он. — На начальном этапе. Это ты учла?

Сейчас Клэй зарабатывал семьдесят семь с половиной тысяч, Нелл — почти сорок, хотя начисление приостановили до открытия музея.

— Но ведь не в этом дело, правда?

— Конечно нет. Мы же лучше всех.

— Ты же знаешь, что я не это имела в виду.

— Тогда и не говори.

Нижний город остался позади. Несколько человек проводили их типичными «послебернардиновскими» взглядами, полными укоризны. Нелл вдруг поймала себя на нелепой ненависти к тому, что ненавидеть в принципе нельзя: к стихийному бедствию, к буре, принесшей столько несчастья. Но ненавидела она не только природу, а еще и этот глупейший разговор. Нелл уже готова была обо всем забыть, «вычеркнуть слова из протокола», когда Клэй заговорил вновь:

— А о чем еще вы беседовали?

— Кто «мы»?

— Вы с Кирком. В лодке.

— Ни о чем. — Ей тут же стало стыдно за то, с какой поразительной легкостью она солгала. Солгала так быстро, что не успела осознать, какую именно тему она утаила: гипноз. Гипноз как способ вспомнить лицо на пирсе Пэриш-стрит.

— Ни о чем?

— Ни о чем таком. Просто болтали. — Теперь, когда она дополнила большую ложь мелкой, у нее на душе стало еще гаже.

Клэй свернул на Блу Херэн-роуд. В нескольких кварталах начиналась привычная, не изувеченная Бернардином жизнь. Чем дальше на север, тем меньше людей, тем веселее у них лица, тем меньше враждебности у них во взглядах (под конец взгляды можно было назвать безучастными). Теннисные корты были сейчас занавешены, и игроков не было видно, но тут в воздух взлетел мяч и, зависнув на фоне неба, стремительно упал.

— И что ты о нем думаешь? — спросил Клэй.

— О ком?

— О Кирке, о ком же еще.

— Я его почти не знаю. А почему ты спросил?

— Ты знакома с ним уже сколько… восемнадцать лет?

— Мы никогда не были близки. Мне всегда больше нравился Дюк.

— Почему?

— Возможно, потому что он твой друг. Между вами существует такая… особенная близость.