Снежная девочка - Хавьер Кастильо

момент единства, та искра, которая превращает нервозность в радость, и это был первый раз, первые несколько часов, когда мне удалось вычеркнуть из головы произошедшее со мной той ночью в парке, который я больше не осмеливалась пересекать.

Мы вышли из редакции около трех часов ночи, и Фил Маркс, издатель, попросил меня быть на редакционном собрании на следующий день в четыре. Мне предложили контракт на вторую половину дня, после занятий, пока не закончу университет. Мы с Джимом вошли в лифт серьезные, молчаливые, почти избегая встречаться взглядом. Поймав такси, которое ехало в противоположном направлении, мы сели вместе, и он, не задумываясь, назвал адрес моей квартиры.

– Поздравляю, – сказал он. – Ты принята.

– Да…

Я сидела как на иголках, понимая, что вот-вот совершу неизбежную, но катастрофическую ошибку. Профессор молча смотрел прямо перед собой, и я видела, как его коричневый ботинок постукивает по коврику.

– Я гово…

И тогда я наклонилась и поцеловала его, прерывая то, что он собирался сказать.

Мгновение спустя его губы разомкнулись, словно двое влюбленных при расставании в аэропорту. Отстранившись, он посмотрел на меня. Шмоер не сводил с меня глаз в темноте такси, а за окном проносились огни Манхэттена, периодически освещая его губы и трехдневную щетину. Я снова потянулась к нему и поцеловала. На мгновение он замер, словно наслаждаясь, но потом оттолкнул меня, и я подумала, что ошиблась и на этом все закончится.

– Это неправильно, Мирен, – прошептал Джим самым мягким голосом, который я когда-либо слышала от него.

– Мне плевать, – ответила я самым решительным тоном, которым когда-либо говорила.

Мы целовались всю дорогу. И на лестнице моего дома. И пока я сражалась с дверью. И пока мы раздевались. И когда его очки слетели с лица на пол и одна из линз разбилась. И наконец, отсекая все пути назад, когда наши обнаженные тела рухнули на кровать в моей крошечной однокомнатной квартире.

Час спустя мы оба были отягощены угрызениями совести из-за случившегося, но не сомневались, что это было неизбежно. Он тихо оделся в полумраке, и я заговорила первой:

– Этого больше не повторится, Джим.

– Почему? Мне нравится быть с тобой, Мирен. Ты… другая.

– Потому что ты не можешь потерять единственную работу, которая у тебя осталась.

– Никто не узнает.

– Ты преподаешь расследовательскую журналистику. У тебя целый класс, полный людей, готовых искать правду.

Джим рассмеялся.

– Так что, мы попрощаемся так, будто ничего не было?

– Я думаю, это к лучшему.

Он кивнул, повернувшись спиной, все еще без рубашки, и нагнулся поднять очки и положить их в карман.

– У тебя все получится, Мирен. В тебе есть что-то необычное. Я никогда не видел никого похожего.

– Упрямство – это единственное, чем я отличаюсь от других.

– А это главное в журналисте.

– Я знаю. Я училась у тебя.

Профессор закончил одеваться, а я осталась в постели.

Потом он поцеловал меня на прощание, и следующие несколько лет я вспоминала, как кололась та щетина, что заставила меня вылезти из моей раковины.

Утром выпуск «Пресс» с историей Джеймса Фостера на обложке облетел всю страну, и мое имя в первый, но не в последний раз связалось с делом Киры Темплтон. Я раскрыла настоящую историю единственного официального подозреваемого, который когда-либо появлялся в деле об исчезновении девочки.

Я позвонила своей семье и сообщила им хорошие новости. Мои родители тут же пошли и купили несколько экземпляров, раздавая их по всему Шарлотту и хвастаясь, что их дочь стала знаменитой.

Мама спросила, навещу ли я их на выходных, как обещала, но моя свежеиспеченная работа в газете разом отменила все планы. С годами я пожалела, что откладывала эти незапланированные встречи, особенно учитывая, что мне открылось позднее, но тогда я была еще ребенком – и, черт возьми, меня только что взяли в «Пресс»!

Утром я собиралась отдыхать, но в моем сознании уже загорелась идея, и не успела я опомниться, как в десять часов уже входила в дверь оружейного магазина, который снаружи больше походил на ломбард.

– Какая модель вам нужна? Если для защиты дома, рекомендую вот это, – сказал пожилой мужчина, выглядевший как почетный член Национальной стрелковой ассоциации. Он вытащил дробовик, который, судя по виду, весил центнер.

– Нет… я…. Мне просто нужен пистолет. Для самозащиты.

– Вы уверены? Если к вам вломятся в дом, у плохих парней будут такие штуки.

– Я уверена, правда. Пистолет будет в самый раз.

Стены и витрины магазина были напоказ забиты оружием, будто это были тапочки. Дробовики, пистолеты, револьверы, боевые ружья. Один их вид заставлял нервничать.

– Если вы потратите больше тысячи долларов, коробка пуль двадцать пятого калибра идет в подарок.

– Ух… да. Отлично. Мне нужен пистолет и пули.

Мужчина как-то издевательски рассмеялся и указал на витрину, где было такое разнообразие моделей и калибров, что от этого могла закружиться голова. Затем он сказал, что мне нужно будет заполнить форму и дождаться одобрения проверки моей биографии. После чего спросил меня о лицензии, и я озадачилась.

– Лицензия?

– В Нью-Йорке без этого никуда, дочка.

– У меня ее нет. Я из Северной Каролины. Там… ну, там это как-то проще.

– Значит, там и покупай, раз…

– Неужели правда нельзя закрыть на это глаза? Он нужен мне для защиты дома. Я живу в Гарлеме, и там сейчас очень неспокойно. В моем доме влезли уже в шесть квартир, – соврала я.

– Черные, да?

Я кивнула. Такими людьми было легко манипулировать.

– Воображают себя гребаными хозяевами города, а сами только хаос сеют. Вот что, я тебе продам его за шестьсот, если пообещаешь, что будешь стрелять, как только они к тебе вломятся. Лучше они, чем ты, дочка.

– Ко… конечно. – Меня охватила паника при мысли о том, что мне когда-нибудь придется воспользоваться пистолетом.

Он упаковал его в чехол и взял с меня обещание не носить с собой на улице. Это было странное ощущение – выйти из магазина с пистолетом в рюкзаке. Определенно не то же самое, что носить с собой перцовый баллончик, который всегда у меня был при себе и обеспечивал примерно такую же безопасность, как зонтик. Пистолет же давал совсем другое ощущение, хотя, согласно статистике, его ношение увеличивало шансы на гибель. Стычки, ограбления и драки нередко заканчивались тем, что пистолет оказывался в чужих руках, и яркая вспышка громко обрывала жизнь того, кто мог бы просто лишиться сумочки или бумажника. Но мне нужно было это чувство безопасности, пусть даже я оставлю пистолет дома. Мне это было необходимо. Я не стремилась отомстить, нет, но