Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

Барзафарн принял гостей любезно и даже вручил им от имени своего царя и всех парфян подарки. С началом мирных переговоров он, однако, не спешил, заявив Гиркану и Фасаилу, что для этого ему необходимо письменное указание Пакора. Пакор по неизвестной причине задерживался под Иерусалимом, и сатрап предложил гостям и сопровождающим их лицам отдохнуть недельку-другую в Экдиппоне [114], славящемся своими редкой красоты окрестностями и увеселительными заведениями. Здесь-то Гиркан и Фасаил узнали, что Антигон обещал тому, кто поможет ему завладеть троном в Иудее, тысячу талантов и пятьсот женщин-евреек. Эту новость сообщил им давний друг Фасаила Офелий, которому, в свою очередь, рассказал об этом богатейший человек Сирии Сарамалла, недовольный захватом своей страны Пакором.

Возмущенный Фасаил потребовал немедленной встречи с Барзафарном. Тот, выслушав Фасаила, выразил недоумение подобной выдумкой и еще большее недоумение, что его уважаемые гости этой выдумке поверили. «Я готов допустить, что Антигон сможет собрать в одном месте пятьсот самых красивых женщин Иудеи, – сказал он, – но где он найдет тысячу талантов?» «А если найдет?» – спросил Фасаил. «Ну, тогда…», – начал было Барзафарн, но не договорил. «Я заплачу тебе вдвое больше, если ты немедленно отправишь меня и Гиркана в Иерусалим», – сказал Фасаил. По тому, как заблестели глаза сатрапа, можно было догадаться, что он готов принять условие Фасаила. Но как раз в это время в Экдиппон прибыл Антигон во главе войска, состоящего из одних лишь иудеев. Антигон распорядился заключить Фасаила и Гиркана под стражу и держать их под неусыпным наблюдением до тех пор, пока из-под Иерусалима не возвратится Пакор с взятым им в плен Иродом. «Тогда-то я собственными руками вспорю вам животы и выпущу наружу ваши поганые кишки», – пообещал он.

Обещание это быстро облетело всю Галилею и уже на следующий день достигло Иерусалима, где Пакор продолжал плести интриги вокруг Ирода, убеждая его отправиться вместе с ним в Галилею, где его, не зная ни в чем нужды, дожидаются Гиркан и Фасаил. Взбешенный Ирод потребовал от Пакора немедленной встречи, в ходе которой набросился на него с упреками в коварстве. Пакор сделал вид, что он и его сатрап стали жертвами гнусной клеветы. Он пообещал Ироду лично во всем разобраться и вернуть Гиркана и Фасаила в Иерусалим живыми и невредимыми. Той же ночью Пакор бежал, оставив у стен города большой отряд тяжеловооруженных пехотинцев под командованием своего виночерпия и с наказом глаз не спускать с Ирода впредь до его возвращения с армией.

А через день под стенами Иерусалима появились полчища вооруженных евреев с требованием выдать им голову Ирода и провозгласить царем Иудеи Антигона. Ироду стало ясно, что ради спасения женщин, заполнивших дворец Гиркана, ему необходимо бежать. Перехитрить евреев, окруживших столицу, ему не стоило особого труда. Предприняв отвлекающий маневр с вылазкой кавалерии, он вывел из Иерусалима всех женщин и сопровождающих их лиц и взял курс на свою родину Идумею. По дороге в горы их нагнала его кавалерия и взяла под охрану беглянок и беглецов.

5

Известие о том, что Ирод выскользнул из его рук, привело Антигона в ярость. Он ворвался в каменный мешок, в который были заключены Гиркан и Фасаил, и набросился на них с кулаками. «Тебе никогда больше не быть первосвященником, – кричал он Гиркану, – запомни это хорошенько: ни-ког-да! Нет, я не убью тебя, поскольку ты доводишься мне дядей, но я поступлю с тобой хуже, чем ты можешь себе представить». С этими словами он повалил старика, скованного по рукам и ногам цепью, на пол и откусил ему уши. Вытирая ладонями окровавленный рот, Антигон расхохотался, показывая пальцем на корчащегося от боли Гиркана, и сказал, обращаясь к своей свите, оцепеневшей от ужаса: «Полюбуйтесь на этого урода! Вы когда-нибудь видели первосвященника без ушей?» [115]Затем, отвернувшись от залитого кровью Гиркана, обратился к Фасаилу, тоже скованного по рукам и ногам цепью. «А ты, гнусный идумеянин, почему не смеешься ты, видя, как корчится в муках правоверный иудей? Разве это не должно веселить идумеянина? Почему ты не бежал? Ты думаешь, я не знаю, что твой дружок Офелий все подготовил для твоего побега и уже оседланные кони стояли под окнами этой темницы? Струсил, подлый начальник Иерусалима и его окрестностей?» «Мне неведомо чувство страха, – спокойно ответил Фасаил. – Просто я не мог бежать один, оставив в твоих лапах Гиркана». «Тебе неведомо чувство страха? – переспросил Антигон, вынимая из-за пояса обоюдоострый кинжал. – А мы сейчас поглядим, какой ты бесстрашный и что ты запоешь, когда я распорю твою брюхо и вот этими самыми руками стану медленно вытягивать из тебя твою вонючие кишки. То-то порадуются мои глаза и то-то обрадуется твой братец Ирод, когда увидит твои кишки, которые я отошлю ему». «Я не доставлю тебе такой радости, ублюдок», – все тем же спокойным тоном произнес Фасаил, и прежде, чем Антигон и его свита успели что-либо предринять, подобрал цепь, сковывающей его ноги, коротко разбежался и с силой ударился головой о каменную стену. Раздался хруст проломленного черепа, и Фасаил, улыбаясь, медленно опустился рядом с лишившимся от боли и потери крови сознания Гирканом. Последними его словами, обращенными к Антигону, были: «Ты прав в отношении моего брата Ирода. Он действительно порадуется. Но порадуется не тому, на что ты рассчитывал, а тому, как ты будешь подыхать от его руки».

6

Ничего не знал о трагической гибели старшего брата Ирод. Удаляясь все дальше и дальше от Иерусалима в горы, он все еще надеялся, что Фасаил и Гиркан живы и он в самом ближайшем будущем вызволит их из беды. Эта мысль придавала ему сил, и как ни докучали ему преследовавшие его по пятам евреи, он легко отбивал все их наскоки, нанося им ощутимый урон, и упорно пробивался к цели – высокогорной крепости Масада.

Оторвавшись от евреев на значительное расстояние, Ирод встретился с выехавшим ему навстречу младшим братом Иосифом, с которым не виделся последние четыре года. Иосиф все это время находился в Идумее, укрепляя по поручению брата Масаду. И без того неприступная крепость стараниями Иосифа превратилась в бастион, за стенами которого могли укрыться и долгое время оставаться защищенными от любой внешней угрозы женщины.

Первый, кто обратил внимание на эту местность как на стратегически важный пункт, дававший многие преимущества обороняющимся от превосходящих их численностью и вооружением противников, был младший сын Маттафии Ионаф. Пока Симон отправлял свои первосвященнические обязанности, а Иуда Маккавей успешно боролся с войсками пучеглазого Антиоха Сумасшедшего, Ионаф взялся за сооружение крепости. Для этого он выбрал крутой утес с плоской вершиной, окруженный со всех сторон обрывами. Попасть на вершину этого утеса можно было лишь двумя путями – узкой извилистой тропой, начинающейся у Соленого моря [116], и более удобной дорогой, ведущей из внутренней Идумеи. На этой-то дороге и встретил Иосиф своего брата. Отбив очередную атаку евреев и осмотрев с Иродом его обоз, состоящий из более чем девяти тысяч человек, он посоветовал брату освободиться от большей части людей, поскольку все они не смогут разместиться в крепости. «Сколько человек сможет принять Масада?» – спросил Ирод. «От силы восемьсот», – ответил Иосиф. Ирод отделил всех женщин с детьми и, поручив их заботам Иосифа, а также Коринфа и брата Мариамны Аристовула, такого же стройного красавца, как его сестра. Этот молодой человек, еще подросток, проявил такое бесстрашие, сражаясь с врагами в Иерусалиме при обороне дворца Гиркана и позже, когда они покинули город, что Ироду невольно подумалось: «Если Иудея и нуждается в царе из рода Хасмонеев, то царем этим должен стать Аристовул». Мысль эта до такой степени пленила Ирода, что он до поры до времени решил ни с кем не детиться ею, прежде всего с Мариамной. «Пусть для нее назначение Аристовула станет сюрпризом. То-то обрадуется она!» – подумал он.