Речевая защита. Учимся управлять агрессией - Юлия Щербинина

Елена единственная из отвечающих попыталась объяснить поведение мальчика в этой ситуации, привела развернутый пример из собственного детства. К сожалению, она ничего не написала о том, как именно они с подругой были наказаны за свой проступок.

Интересно также, что все мамы проигнорировали образ навязчивой соседки, сначала пытавшейся «подлить масла в огонь» («радостно хохоча, приговаривала», «радостно говорила…, с видом победителя усевшись в кресло», «совсем развеселилась и начала мелко и заливисто хихикать»), а потом защитить Леву («начала… испуганно увещевать», «ласково говорила…, с испугом поглядывая на маму»). Кроме того, никто из родителей не отметил наличия агрессивных компонентов в речи мамы мальчика («грозно сказала», «разрубая воздух ладонью», «заорала», «кричала», слово «осел» в адрес сына, угроза милицией).

«…Однажды я [младшеклассник] здорово обиделся на маму и папу. Было это так.

Мама попросила меня сходить за хлебом.

– Не хочу, – сказал я честно. – Лучше вы кто-нибудь сходите.

– Интересно, – возмутилась мама, а чай ты пить хочешь?

– Чай хочу, – спокойно ответил я…

– Ну вот что, – сказала мама твердо. – Быстренько переобуйся и сбегай, мы тебя ждем.

Я тяжело вздохнул и тяжелыми шагами отправился переобуваться…

… Вот приду я в булочную, возьму батон белого и полбуханки черного, а тут и окажется, что хлеб-то подорожал!

– Еще две копейки, – скучно скажет толстая тетя с густо накрашенным лицом у кассы и нетерпеливо постучит ногтями по пластмассовому блюдечку для денег.

А денег-то у меня нет! Только две пятнашки. Буханки, понятное дело, я оставлю напротив тети, на железном столике рядом с кассой, а тридцать копеек – в пластмассовом блюдце с выемкой, прибегу домой и крикну с порога:

– Сами идите доплачивайте за свой хлеб!

И расстроенный папа заспешит в булочную, сжимая в кулаке две копейки, а мама станет утешать меня, нальет горячего чая и насыплет в чашку четыре полные ложки сахара.

Но денег оказалось достаточно. Тетя равнодушно бросила две копейки сдачи, и я, сунув хлеб в рыжую рваную авоську, полетел назад, домой.

Я был рад, что все кончилось хорошо и я победил упрямство и сосущую слабость в затылке и под коленками.

Но радость была преждевременной.

Мама встретила меня в прихожей, сунула в руку рубль и весело сказала:

– Знаешь, а у нас и сахара нет! – и вот тут что-то случилось.

– Не пойду, – упрямо сказал я и сел на табуретку, даже не успев толком ничего подумать.

Видеть опять тетю у кассы не хотелось.

– Что ты маячишь перед глазами, – скажет она раздраженно. – Сразу все надо покупать, я вам тут не нанималась на счетах щелкать…

Я так ясно услышал тетины слова, что почти сразу повторил их вслух:

– Я вам… не нанимался бегать туда-сюда, – сказал я глухо и отвернулся к стене.

– Что-что? – слабо спросила мама. И крикнула в кухню:

– Отец! Иди посмотри, что он вытворяет!

Она знала, что я боюсь, когда папа сердится. Это было с ее стороны маленькое, но предательство.

– Все равно не пойду! – закричал я и бросил авоську с хлебом на пыльную галошницу.

Мама начала медленно наливаться пунцовой краской. Она дернула меня за руку, втолкнула в ванную и крикнула:

– Давай умойся, остынь, а потом будем разговаривать!

И опять кто-то ошпарил меня внутри кипятком, и я захлопнул дверь, шумно закрыл щеколду и громко сказал:

– Все равно никуда не пойду! Пейте чай без сахара!

Тяжело дыша, мама ушла на кухню. Я осмотрелся, сел на край ванны и включил холодную воду.

Надоело быть послушным, маленьким, бессловесным, хватит меня тыркать, хватит мне велеть и приказывать!

Вот какой великий, даже грандиозный замысел был в моем пребывании в запертой ванне. Этот смысл даже немножко испугал меня. Я выключил воду и прислушался. Наверное, немножко испугались и родители – они о чем-то шептались на кухне, иногда звякая ложками.

– Ты там живой? – с любопытством спросила мама и постучала в дверь. Я молча щелкнул задвижкой, вышел и протянул ладонь за рублем.

– Да ладно, можешь не ходить, – удовлетворенно сказала мама и чуть-чуть подтолкнула меня к двери, несильно, необидно.

Я еще раз посмотрел на свое убежище.

Все так же равнодушно блестел кафель, пахло хозяйственным мылом, шумно текла вода.

– Воду-то зачем включил? – спросила мама и повернула кран.

Стало тихо.

Я снова вышел во двор и почувствовал, что жить стало легче.

Обида совсем прошла. Да и была ли она вообще?»

Валентина. Узнаю себя в ребенке и понимаю его. Каждому ребенку в какой-то момент кажется, что его эксплуатируют и используют. Поведение мамы мне очень понравилось. Понравилось тем, что за весь разговор с сыном она не повысила голос, хотя ребенок вел себя вызывающе. Я бы так не смогла и разговаривала бы с ребенком на повышенных тонах.

Наталья. Мне кажется, в этой ситуации мама не совсем корректно попросила сходить в магазин, не учла внутренний настрой ребенка. Видимо, ему хотелось внимания или внимания явно не хватало. Если бы перед этим был разговор по душам (обсуждение проблем), то и на просьбу был бы дан положительный ответ. Но зато реакция мамы после конфликта была, я считаю, правильной и своевременной: надо было быть кому-то умнее и разрядить обстановку. Папы не очень-то любят брать на себя такие неблагодарные миссии.

Главное, чтобы в детской душе надолго не застревали обиды на родителей, ведь ближе них никого нет! Ну кто, как не мы, взрослые, способны регулировать этот процесс? Вырастут, накопят – и нам же все выдадут большой порцией…

Ирина. Ситуация мне понятна: и приступы упрямства, и беспричинные обиды тоже знакомы. Даже сейчас, во взрослом возрасте, нечто подобное иногда испытываю.

Реакцию родителей мальчика я одобряю. Молодцы, что не наорали сразу, не начали оскорблять, наказывать, делать глобальные выводы (типа «ты умрешь в одиночестве» – см. слова папы из рассказа Михаила Зощенко), а дали «остыть», причем буквально – в ванной, с холодной водой. А потом мама проявила доброжелательность. И никаких упреков, никакого горького осадка, будто ничего и не было.