Трон фараона - Андрей Посняков

– Ты не смейся, а уж раз взялся читать, так читай дальше!

– Читаю, читаю, не сердись. Итак… «Эти так называемые художники… они берут холст, краски и кисть, наудачу набрасывают несколько случайных мазков и подписывают всю эту штуку. Это ужасающее зрелище человеческого тщеславия, дошедшего до подлинного безумия. Заставьте понять господина Писарро, что деревья – не фиолетовые, что небо – не цвета свежего масла… Попытайтесь вразумить господина Дега, скажите ему, что искусство обладает определенными качествами – рисунок, цвет, выполнение, контроль… и он рассмеется вам в лицо и будет считать вас реакционером!»… Слышал? А, вот еще интересно: «и вот подобное собрание ужасов показывают публике, не задумываясь над тем, какие фатальные последствия это может иметь!» Поистине, не так уж и глупо сказано. А, вот и о твоей «Обнаженной» – «попытайтесь объяснить господину Ренуару, что женское тело – это не кусок мяса в процессе гниения с зелеными и фиолетовыми пятнами, которые обозначают окончательное разложение трупа». А? Каково?

– А там не написано, кто все же купил эту «Обнаженную»?

– Там много кто чего купил. Правда, за смешные деньги. – Антуан ухмыльнулся. – А, вот… за «Японку» отвалили две тысячи, за «Обнаженную»… тоже нашелся один, выложил тысячу франков! Целую тысячу! – Юноша снова вчитался в газету. – Некий господин Мишель Якба, владелец лавки на набережной Сен-Мишель.

Пейзаж чудовищно-картинный

Мой дух сегодня взволновал…

Шарль Бодлер. «Парижский сон». Пер. Эллиса

Какой чудесный вид открывался с набережной Сен-Мишель на мост через Сену и Нотр-Дам! Максим невольно замедлил шаг, остановился, пытаясь понять: а что изменилось вообще, что здесь могло измениться? Кажется, ничего, все так же неизменно, как и было… точнее, будет более чем через сотню лет. Все тот же величественный, украшенный скульптурами фасад, три входных арки – портала, круглое, украшенное каменным кружевом окно-роза…

Да-а, все так и будет… Повернувшись, молодой человек зашагал вдоль по набережной. В голубых водах реки весело плескались яркие солнечные зайчики, листва на деревьях была молодой и зеленой, небо – высоким и синим, с редкими радостно-белыми облаками, прохожие – нарядными, а проезжающие мимо коляски – чистыми и сверкающими, словно бы вымытыми с мылом.

Щурясь от солнца, Макс читал вывески на домах, потом, не найдя нужной, обратился за помощью к проезжавшему мимо велосипедисту:

– Месье! Вы не могли бы помочь?

– А в чем дело? – велосипедист, долговязый парень в клетчатых бриджах и легкомысленно-короткополом английском сюртуке, именуемом смешным словом «пиджак», останавливаясь, уперся ногами в мостовую. – Вы что-то ищете?

– Здесь где-то должна быть лавка. Господина Якба… кажется, именно так зовут владельца.

– А! Вы, верно, имеете в виду антикварный магазин? Так он там, за углом. – Велосипедист махнул рукой и улыбнулся. – Вот только как зовут хозяина – не знаю.

Поблагодарив, Максим быстро зашагал в указанную сторону, прикидывая, узнает ли его Якбаал или нет. Вообще-то должен бы, не так уж и много времени прошло со дня их последней встречи. А тогда, может, и не стоит показываться ему на глаза? Вдруг да «месье Якба» решит скрыться! Лови его потом по всему Парижу.

Замявшись, молодой человек в нерешительности остановился напротив дверей довольно приличного с виду магазина, занимавшего весь первый этаж немаленького доходного дома с мансардами, лепниной, вычурными балконными решетками и похожими на печные трубы вытяжками. Назывался магазин бесхитростно: «Антикварная торговля г-на Якба. Картины, книги, старинные вещи».

– О, прошу вас, месье! Заходите! – Гостеприимно распахнувший дверь приказчик – молодой человек с гладкими, прилизанными волосами, одетый в темно-синий сюртук, – изогнулся, словно вопросительный знак, радостно поедая глазами нерешительно застывшего клиента. – Прошу, прошу.

Ну, что оставалось делать? Пришлось зайти.

Внутри магазин напоминал полутемный, заставленный старым хламом склад. Обломки статуй, полки со старыми, в потертых переплетах книгами, какая-то почерневшая серебряная посуда, бронзовый письменный прибор, этажерки, бюро с потрескавшимся от времени лаком…

– Ищете что-то конкретное, месье?

– Нет. Просто зашел посмотреть.

– Рекомендую вот это бюро эпохи Людовика Четырнадцатого! Красное дерево. Немного подновить – и все гости будут вам завидовать.

– Гм… – растерянно усмехнулся Макс.

– Кроме того, осмелюсь предложить вот этот бюст, – не отставал приказчик. – Узнаете?

– Кажется, старуха какая-то!

– Это Вольтер, месье! Очень полезная вещь – в качестве пресс-папье, да и так – поставить… вот хотя бы на то бюро.

– На бюро, говорите? А что ваш хозяин, он сам не торгует?

– Господин Якба? – Юноше на миг показалось, что приказчик напрягся, словно бы ученик, накрепко затвердивший урок, но вот немного забывший – с чего начинать. – Э-э-э… Он уехал. По делам в Живерни.

– В Живерни?

– Да, месье, туда. А когда вернется, точно не сказал. Видите ли, он хочет пообщаться там с художниками, быть может, кое-что купить. Обычно такие дела затягиваются дня на три, а то и больше. Осмелюсь спросить: а вам господин Якба нужен лично?

– Хотел предложить ему одну вещь, – быстро соврал Макс. – Картину. Говорят, он в них сведущ.

– О да… А я не могу помочь?

– Вы? Не знаю… Хотелось бы все же поговорить с месье Якба.

– Конечно, конечно, – приказчик вновь сделался сама любезность. – Вы оставьте адрес. Как только хозяин появится, я тотчас же вас извещу.

– Адрес? Ах, ну да… разумеется. Найдется у вас перо и бумага?

– Есть карандаш и блокнот. Пожалуйста. Вот там, на бюро, вам будет удобно.

– Да, еще хотел спросить. Это правда, что ваш хозяин недавно приобрел картину на выставке в галерее Дюран-Рюэля?

– Да, купил кое-что. Правда, еще не заплатил. Впрочем, вряд ли месье Якба будет продавать покупку – он приобрел ее для себя.

– О, месье Якба собирает картины?

– Иногда… И, сказать по правде, большей частью такие… что я бы их точно не купил! Извините за откровенность. Написали?

– Да, пожалуйста. – Молодой человек протянул блокнот приказчику и, вежливо приподняв шляпу, покинул лавку.

И снова грянуло в глаза солнце, колыхнув ветвями, что-то зашептали деревья, теплый весенний ветер погнал по Сене сверкающую волну.

Весь оставшийся вечер молодой человек провел в одиночестве у себя в квартире. Размышлял, ходил из угла в угол и, кажется, кое-что придумал. Что же касается соседа, Антуана Меро, то тот не появился и к утру, и к обеду. Максим уже начинал беспокоиться: вообще-то за Антуаном подобного никогда не водилось, сей молодой нормандец был человеком открытым и обычно всегда сообщал о своих планах, даже когда его об этом вовсе и не просили.