Записки начальника военной разведки - Павел Голицын

Руководитель иногда каждого из нас посылал на какой-нибудь участок фронта, чтобы остановить наступление сомалийцев. Так было 22 января 1978 года, когда противник бросил все наличные силы, чтобы сорвать наступление эфиопских войск и овладеть Хараром. Меня он направил с эфиопским капитаном — разведчиком Имамом под Комбулчу, Г.С. Лутовинова и Н.Ф. Алещенко — на какие-то другие участки фронта.

Подъезжая к фронту с капитаном Имамом, мы видим как батальон эфиопцев бросает позицию в окопах и в панике отступает, вместе с батальоном отходит два танка. Капитан Имам, держа над головой автомат кричит: «С нами советский генерал, сзади идет подкрепление, вперед на сомалийцев!»-Батальон начал останавливаться, танки пошли вперед и батальон восстановил положение, которое он занимал до отхода. В ходе этого боя эфиопы захватили в плен человек 5 сомалийцев. Я спросил у Имама: «Что ты кричал?», он через переводчика сообщил приведенный выше текст.

3 февраля 1978 года руководитель повел ударную группировку в обход сомалийских позиций под Дире-Дауа, меня оставил с командующим фронтом полковником Мулату на КП, подготовленном заранее, оборудованном траншеями, нишами, укрытиями. В это время сомалийцы, действовавшие перед нашим фронтом, перешли в наступление — пехота при поддержке артиллерии и танков. В этот момент министр обороны Тайе Талахун подлетел на вертолете на наш КП и, выкатив глаза, не говорит, а кричит: «Голицын, сомалийцы наступают, что делать?». Я ему спокойно сказал: «Расстреливать их с занимаемых позиций, не отступать, как можно быстрей улетайте!». Только министр поднялся в воздух, сомалийцы засекли наш КП и открыли по нему артиллерийский огонь, минимум дивизионам. Все на КП и около него перепахали снарядами. Я видел, как наш полковник Соловьев успел заскочить в нишу, как тут же на этом месте разорвался снаряд. Треть личного состава, находившегося на КП, погибла, а полковник Соловьев остался невредимый, повезло ему. Недавно я его видел на Арбате в генеральской форме. Причиной гибели людей явился прилет вертолета на КП, сомалийцы вели хорошо разведку.

Периодически, когда я приезжал в Аддис-Абебу, я писал донесения в адрес начальника ГРУ ГШ генерала армии П.И. Ивашутина, информировал его о положении на фронте, в стране.

В марте в Аддис-Абебу из ГРУ ГШ прилетел генерал-майор СП. Крахмалов для ознакомления с обстановкой на месте. Я его проинформировал об обстановке и проделанной работе в части, касающейся разведки.

При подготовке операции под Дире-Дауа мы несколько дней жили в одной комнате с Григорием Устиновичем Дольниковым. Интересно было общаться с человеком со сложной судьбой. Кое-что мне удалось узнать о его боевых делах летчика на фронте, о плене, о побеге из плена, о пребывании в партизанах, снова полетах на фронте, о послевоенной службе. В это время мы получили сообщение о присвоении Г.У. Дольникову звания Героя Советского Союза за героизм, проявленный в период Великой Отечественной войны. Мы его сердечно поздравили, понемножку, по-фронтовому, выпили, а Григорий Устинович тоже пил, но только молоко, у него было сильное обострение болезни.

В периоды затишья на фронте наша делегация размещалась в Аддис-Абебе, в бывшем дворце императора Эфиопии Хайле Селасие, а затем в большой пристройке рядом с дворцом.

Дворец — это красивое белокаменное сооружение искусства, на которое приятно было смотреть при ярком тропическом освещении с любой стороны. Огромные залы, галереи, жилые помещения, столовые, места отдыха внутри дворца поражали своей роскошью. Картины, гобелены, предметы роскоши, установленные в витражах, скульптуры, статуи, шикарная мебель, акустика — все это предстало перед нашими глазами. Мы могли передвигаться по дворцу беспрепятственно в любом направлении, но всегда чувствовали за собой негласное наблюдение или случайные встречи с обслугой. Во время приема пищи мы занимали места бывшей императорской семьи и ее гостей, а обслуживали нас в это время те же люди, что обслуживали императора.

Рядом с дворцом были оборудованы вольеры и клетки с дикими животными: пантерами, медведями, обезьянами, страусами и др. И, конечно же, поражал своими размерами и запахами огромный розарий. Вся эта роскошь находилась в центре Аддис-Абебы рядом и с роскошными особняками бывшей эфиопской знати, и рядом с нищетой городских запущенных, замусоренных кварталов, где жил простой люд. При поездках на автомашинах по городу, чаще около светофоров, наши машины обступали нищие с протянутыми руками. Необыкновенная нищета наблюдалась повсюду за пределами дворцов.

Однажды, на рекогносцировке, мы поднимались на уазике по горному серпантину около одной из эфиопских деревень. День был солнечным, дорога петляла, и мы наблюдали эту деревню более двух часов как на ладони. Хижины деревни больше похожи на шалаши, все людское население не имело никакой одежды, ни дети, ни взрослые, они были в полном смысле голые, что-то они там делали — копали землю, пасли скот, ребятишки играли и бегали — все голенькие.

Поражала необычная для наших глаз природа: кактусы, которые растут в горшках наших квартир здесь были гигантскими деревьями, их рубили и пилили на дрова. Цветы на деревьях были огромных размеров — как шапки, на дынных деревьях росли настоящие дыни, в лесных зарослях множество было плодов размерами с лимон и апельсин с необычными запахами и вкусом. Можно было сорвать и пожевать зерна кофе. Видели мы на природе и некоторых животных. Например, хищных гиен, размерами со свинью, но очень подвижных, ночью их глаза горят, как фонари. Несколько раз мы видели в лесу стайки обезьян, которые при нашем появлении удирали. Однажды, подъезжая к отвесной горе, мы увидели стаю обезьян, которые вылизывали консервные банки, брошенные, по-видимому, накануне солдатами, и лакомились другими объедками пищи. Деваться им было некуда, все они, в том числе с детенышами, карабкались на гору, и мы их наблюдали минут 5-10, пока они не скрылись за гребнем высот. Некоторые наши товарищи видели на природе страусов, мне их увидеть не удалось. На равнинной местности среди кактусов строили свои огромные пирамидальные башни термиты. В низких местах, около луж и ручьев, порхали стайки разноцветных попугайчиков, собратьев которых продают в наших зоомагазинах.

На окраинах населенных пунктов сваливались крестьянами мясные отходы, которые пожирались голошеими орлами-стервятниками. Орлы никак не реагировали на присутствие людей, продолжали пожирать подброшенную им добычу. Местные жители называли их санитарами.

На мелководье озер — тысячи диких журавлей, гусей, уток, пеликанов, фламинго, которые, вероятно, прилетают сюда из наших северных мест на зимовку. Местные жители не трогают этих скоплений птиц, поэтому они чувствуют себя вне опасности.

Но, к великому сожалению, по-настоящему полюбоваться прелестями этого благодатного, теплого, солнечного края нам не удалось. Мы довольствовались тем, что попадало в наше поле зрения в промежутках между делами.

После окончания боев в Огадене, по указанию руководителя, я один из состава нашей делегации еще несколько дней оставался в районе Харара, Джиджиги, выполнял его поручение по оказанию помощи эфиопам в организации разведки после выхода эфиопских войск к государственной границе с Сомали. Затем прилетел в Аддис-Абебу, присоединился к группе, смывал с себя фронтовую грязь.