Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Моторов

Но это был какой-никакой, а отдых — воспрявший мозг тут же заработал на запредельных оборотах, да и повышенная стипендия пришлась как нельзя кстати.

Однако подсознание мое никак не желало стирать прошлый опыт, да я и сам не особо противился, поэтому-то и забегал в реанимацию почти на каждом дежурстве, удачно подгадывая к ужину.

Вот и в этот раз в сестринской был явственно различим дружный стук вилок, и мне оставалось всего-то два шага, чтобы туда юркнуть, но тут из пультовой возник Андрюша Орликов с реанимационной сумкой.

Андрюша был известный мастер убеждения, и ему потребовалась буквально пара секунд, чтобы уломать меня сбегать с ним на вызов. Вернее, он меня не уламывал, а просто повесил мне сумку на плечо и втолкнул в подошедший буфетный лифт.

И только я собрался поинтересоваться, далеко ли мы отправились, как лифт в ту же секунду остановился. Третий этаж. Значит, вызов в неврологию.

— Ну и с чем неврологи наши не могут справиться? — Вопрос был не праздным, ужин мог меня и не дождаться. — Держу пари, что стволовой инсульт!

— А вот и не инсульт! — обрадовался Андрюша, он не любил, когда я угадывал. — У них с обеда эпистатус не купируется.

Мы стремительно шли по длиннющему коридору, сумка оттягивала плечо. Давно не приходилось мне делом заниматься, совсем за последний год закис. На всякий пожарный с сестринского поста я позвонил в реанимацию и попросил в случае чего меня подстраховать на гемодиализе. Хотя что там может случиться?

В дверях палаты монументальная женщина средних лет в розовой мохеровой кофте театрально заламывала руки и вопила что есть мочи:

— За что ж нам горе-то такое! Ведь не пила, не курила, не шалавилась! Ох, батюшки-светы!

Заметив нас с Андрюшей, она тут же прибавила громкости, так что ее стенания наверняка можно было слышать в операционных тринадцатого этажа.

— Люди добрые! Спасите дочь мою единственную! На коленях ползать буду, не дайте помереть в шестнадцать лет!

С немалым трудом, сдвинув мохеровую женщину в сторону, мы протиснулись внутрь, где вокруг угловой койки бестолково сгрудились врачи и сестры, а вот растолкать их и подобраться к кровати у нас так и не вышло.

— Да откуда же эта напасть только взялась! Сроду ведь ничем не болела! Не иначе как сглазил кто кровинушку мою ненаглядную!

— Добрый вечер, коллеги! Рассказывайте, что тут у вас, — в паузе между этими заполошными криками произнес Андрюша и лучезарно улыбнулся. — Только мамашу для начала выведите в коридор, валерьянки там ей дайте и дверь прикройте!

Сотрудники отделения все разом побежали выталкивать голосящую мамашу, оставив у койки лишь ответственного невролога — доктора печального и расстроенного. Тот вздохнул и принялся докладывать.

Пациентке шестнадцать лет, сообщил он, и у нее уже пятый час продолжаются судорожные припадки, несмотря на всю проводимую терапию. И седуксен вводили, и даже гексенал, на какое-то время она, правда, засыпает, и припадки прекращаются, но как только действие препаратов заканчивается, судороги возникают по новой.

Лично он склонен расценивать ситуацию как эпилептический статус, вполне возможно обусловленный опухолью мозга. А нас они позвали для того, чтоб мы ее в реанимацию к себе забрали, так как имеется абсолютное показание для увеличения доз барбитуратов и транквилизаторов, но при этом возникает опасность депрессии дыхания, а в реанимации, когда пациент дышать перестает, это не страшно — в реанимации можно к аппарату подключить, да и вообще.

— Ясно! — сказал Андрюша. — В реанимации, в принципе, всем полежать не мешало бы. Вы бы дали на пациентку взглянуть, доктор.

Доктор тут же послушно сдвинулся в сторону, приоткрыв нам обзор.

На кровати лежала девица с вытаращенными от ужаса глазами. Рот у нее был странно приоткрыт, а одна щека выпятилась, будто она собиралась раскусить грецкий орех, да так и застыла.

Как только Андрюша попытался дотронуться ей до щеки, девушка тут же замычала, затряслась и принялась отчаянно пихаться.

— Ну вот, сами видите, — совсем расстроился невролог. — Опять судороги начались!

— Опять двадцать пять! — тут же сказал Андрюша, он обожал всякие дурацкие прибаутки. — Леха, а ну держи ей руки!

Я мигом схватил воющую девицу за запястья, да еще и присел сверху, чтобы та не брыкалась, пока Андрюша ее осматривал.

— Вызывайте травматолога, коллега, — сообщил через мгновение Андрюша оторопевшему неврологу. — Здесь вывих челюсти.

— А ты давай прекращай свои конвульсии, — повернулся он к этой дурехе, та продолжала выть да сотрясаться. — Сейчас тебе все на место поставят, домой пойдешь.

И она тут же послушно затихла.

Вскоре прибежал травматолог Гриша Матушевский, попросил две марлевые турунды, накрутил их себе на большие пальцы и мгновенно вправил девице вылетевшую челюсть. По нашему настоянию спасенная несколько раз открыла-закрыла рот, затем осторожно ощупала свое лицо и разревелась от счастья.

Оказалось, что она пришла из школы, переоделась, присела на диван с учебником экономической географии и на второй странице сладко и широко зевнула. Тут-то у нее челюсть и вылетела. И вместо того, чтоб написать на бумажке, что с ней случилось, эта балда с ревом вбежала в комнату к маме, стала показывать на рот, завывать да трястись.

Мама, та тоже показала себя женщиной большого ума: тут же принялась названивать в скорую с воплями, что у дочки судороги и та вот-вот помрет. Диспетчер передал вызов на судорожный припадок, прибывшая бригада скорой погрузила пациентку на носилки, впоров ей седуксен, особенно не углубляясь, а когда та очухалась в приемном покое, то стала снова трястись от каждого прикосновения.

Потом это продолжилось и в отделении, пока не явились мы с Андрюшей, испортив всем такой веселый праздник. Короче говоря, занятная история, в институте бы рассказать, но там я стараюсь не раскрывать тайну моей ночной работы. Уж больно негативно наши преподаватели реагируют на подобное. Вы, мол, сюда учиться пришли, вот и извольте, а если хочется работать, так милости просим, забирайте документы и работайте сколько влезет.

— Андрюха, — поинтересовался я у Орликова, когда мы возвращались к лифту, — ты немецкий знаешь?

Бедняга ливиец не выходил у меня из головы.

— Натюрлих! — радостно отозвался тот. — Бир унд шнапс тринкен!

— И все? — Я не мог скрыть разочарования. — Негусто, прямо скажем!

— Запомни, Леха, — назидательно поднял палец Андрюша, — больше и знать ничего не надо!

Светящиеся стрелки на моем «Ориенте» показывали третий час ночи, а сон все никак не шел. В крохотной комнатке отдыха, где умещалась лишь кушетка с тумбочкой, вовсю жарила батарея, да еще окно заклеили на зиму гипсовыми бинтами.

Хорошо бы завтра оба зачета получить. По биохимии и по гистологии. Тогда до январских экзаменов в институт можно и не показываться. Вчера я планировал только гистологию закрыть, а теперь хочу заодно и биохимию. Точно, так и сделаю. Сначала на Моховую двину, а затем на Пироговку. Завтра преподаватели должны быть чуть добрее. Во-первых, суббота, во-вторых, Новый год скоро. Нужно не студентов гнобить, а домой бежать, к празднику готовиться.