Флот Людовика XV - Сергей Махов

Письмо Ширли попало к Уоррену 22 февраля 1745 года. Сразу же был проведен военный совет, на котором решили запросить инструкции у Адмиралтейства. Уоррен взял на себя смелость написать своему другу — коммодору Джорджу Энсону письмо, где просил оказать содействие в исполнении просьбы Ширли и помочь ему кораблями, поскольку Луисбург — «это ворота в Канаду». Пока же Уоррен ограничился посылкой в Бостон двух кораблей — 40-пушечных фрегатов «Ланчестон» и «Мермейд», хотя вскоре послал к ним еще и 60-пушечный «Веймут»[101] с 40-пушечным «Гастингсом». 8 марта, не дожидаясь ответа из Адмиралтейства, коммодор решил пойти к Бостону сам с 60-пушечным флагманом эскадры «Сюперб».

Эти действия встретили крайнее озлобление английских капитанов — дело в том, что Барбадосский отряд уже три месяца крейсировал у Антигуа, перехватывая французские корабли с сахаром, а тут Уоррен без приказа свыше решил перевести отряд к бедной и нищей Северной Америке, где совершенно невозможно захватить сколь-нибудь значимые призы! Заводилой бунта оказался коммодор Чарльз Ноульс, переведенный Оглем с Ямайки на «Сюперб». Протеже Огля уже захватил 63 французских приза и был не прочь еще поживиться в этих водах.

Официально, конечно же, был озвучен другой повод — в своем рапорте Ноульс писал, что вскоре к Мартинике должна подойти французская эскадра и уход большей части кораблей к Северной Америке оголит Вест-Индию[102]. Уоррен не испугался, а сделал Ноульсу выговор, сообщив, что, пока он является командующим отрядом, он не позволит нарушать дисциплину даже самым заслуженным офицерам эскадры.

Ноульс был переведен на 40-пушечный «Вулвич» и вместе с 20-пушечным «Лим» послан к берегам Новой Шотландии. На посту командира «Сюперба» Ноульса сменил Ричард Тэддиман. Перед уходом кэптен и лейтенанты «Сюперба» имели откровенный разговор с Уорреном, после которого подписали совместное прошение к коммодору не держать на них зла и выразили готовность служить и дальше под его командованием.

Вскоре против решения Уоррена помочь Ширли выступил совет колонии Антигуа — губернатор и Ассамблея писали в Адмиралтейство, что дерзкий коммодор хочет оставить остров беззащитным, а сам ради своих коммерческих интересов увести эскадру к черту на рога. Однако Уоррен и здесь проявил чудеса дипломатичности — он показал письмо от лордов Адмиралтейства, прочитал приказ охранять торговлю «у Вест-Индских островов и всего североамериканского побережья», особенно упирая на вторую часть этого предложения. Сейчас, говорил Питер, необходимо помочь Массачусетсу, ибо его торговле угрожает опасность, тогда как воды вокруг Антигуа и Ямайки свободны от французских корсаров. И все же основным доводом оказалось обещание быстрого возвращения кораблей к Наветренным Островам.

13 марта в гавань Бостона вошли «Ланчестон», «Руби» и «Мермейд». 15-го было получено письмо от Уоррена вести все войска к Кенсо, куда он планировал прибыть с остальными кораблями. Туда же коммодор указывал прибыть и приватирам[103] (самые крупные корабли — «Элам» и «Байн Эйм»). На следующий день более 4000 солдат под командованием генерала Уильяма Пепперелла, торговца из Бостона, члена Совета колонии Массачусетс, были погружены на транспорты. Войска в Кенсо решили перевести морем, однако в апреле большой караван с войсками попал в шторм у берегов Новой Шотландии и непогода рассеяла суда. Солдаты страдали морской болезнью, по воспоминаниям, один из них сообщил, что его транспорты были превращены в «очень большие госпитали, где все хворали в большей или меньшей степени».

Даже после того, как силы Новой Англии собрались в Кенсо, Пепперрелл вынужден был ждать, пока сойдет дрейфующий весенний лед в заливе Габарус, предназначенном для стоянки флота. Колонисты использовали время в Кенсо для столь необходимой военной подготовки и постарались восстановить разрушенную французами оборону порта.

3 мая к Кенсо подошел приватир «Элам» и сообщил, что главные силы Уоррена скоро прибудут. Пока же англичане разорили несколько французских поселений на Кейп-Бретоне — Пор-Тулуз и Нигониш.

Что же касается французов, они совершенно не догадывались о масштабе приготовлений британцев. Вообще недооценка англичан, основанная на опыте прошлых войн, оказалась роковой — губернатор Луисбурга Луи дю Пон Дюшамбон считал, что без поддержки метрополии колонисты не могут даже и подумать атаковать французскую крепость. В апреле пришли вести, что довольно большой контингент англичан собирается у Кенсо, но французы не придали этому значения. 7 мая корсары из Луисбурга проникли в гавань Кенсо и самолично увидели гигантские приготовления к десанту, о чем сразу же сообщили Дюшамбону. Большое количество британских кораблей, обнаруженных корсарами, сыграло с защитниками Луисбурга плохую шутку — было решено перебросить все свободные орудия на прибрежные батареи, в результате три из четырех батарей порта оказались уязвимы для обстрела их с близлежащих возвышенностей.

В этот момент в Луисбурге были сосредоточены 8 рот морской пехоты, чьи боевые качества после недавних бунтов были сомнительны. 11 мая английский флот с десантом появился в заливе Габарус. В течение нескольких часов британцы грузились в лодки и высаживались на берег в трех милях от города. Отряд французских морпехов (около 100 человек) под командованием Пьера Морпэна тщетно пытался помешать англичанам, французы сделали несколько залпов и отступили к крепости. Потери британцев в этой стычке ограничились 5 солдатами, которые получили ранения.

В свою очередь, отряды Новой Англии начали свое беспорядочное выдвижение к Луисбургу; как отмечал один из участников рейда, «каждый делал то, что считал нужным, не заморачиваясь общей стратегией». Однако вскоре артиллерийский обстрел французов убедил нападавших остановиться на невысоких холмах ввиду города.

Луисбург и его укрепления показались английской колониальной милиции неприступными. Построенные на широком, низком полуострове в юго-западной оконечности гавани, бастионы Короля и Королевы, каждый на небольшом холме, располагались в центре тридцатифутовых земляных укреплений, которые заканчивались бастионом Дофина на стороне гавани и бастионом Принцессы Деми на стороне моря. Наклонный гласис защищал стены от огня прямой наводкой. За исключением нескольких участков с возвышенностями, местность перед крепостью представляла собой непроходимое болото, которое, казалось, служило естественной защитой для крепостных стен.