Созданы для любви - Алисса Наттинг

Хейзел стала биться головой о стекло, без особого энтузиазма пытаясь его разбить или хотя бы причинить себе боль, или, может быть, отключиться, если она побьется так достаточно долго.

– Вам с мамой никогда не было до меня дела! – вдруг закричала она. Она кричала сквозь стекло на своего папу, хотя его даже не было в комнате. В стекле она видела собственное отражение, так что, по сути, она кричала сама на себя, но от этого разошлась еще сильнее. – Думаешь, я просто так вышла замуж за монстра? Ты в курсе, что вздрагиваешь каждый раз, когда я вхожу в комнату? Не очень-то это полезно для самооценки. Я не раз спрашивала себя: человек ли я вообще? Или перекати-поле из стекловаты? Или, может, вирус полиомиелита?

Хейзел заметила, что теперь рыдает уже истерически и все лицо стало мокрым и липким. Когда она начала биться в стекло не только головой, но и кулаками, звук стал такой, будто запустили фейерверк.

Как будто если бы она наделала достаточно шума, дом ее папы превратился бы в дом родителей ее мечты. Безвкусная обстановка комнат свидетельствовала бы, что здесь живут не суровые отшельники, а добрые родители, которые не были ни мрачными, ни циничными и потому не слишком парились о дизайне. Хейзел часто размышляла о том, как могла бы измениться ее жизнь, если бы ее воспитывали люди, которые знали, что она может чего-то добиться, и убедили бы в этом ее. Родители, которые были бы полны энтузиазма и поддерживали бы ее во всем, приговаривая что-то вроде «неудача – это тоже шаг к успеху». Родители, которые были бы политически активны в борьбе за социальную справедливость и не основывали бы свои решения на ксенофобских рассуждениях, подхваченных от повара или официанта в закусочной на углу, которые считали, что Гитлер, конечно, не был святошей, но у него было много хороших идей, которые не следует смешивать с кровью Холокоста. – Я правда благодарна за то, что вы надо мной не издевались, – уточнила Хейзел. – Я никогда не голодала, меня не держали в клетке и не тушили об меня сигареты. Думаю, хреново было только то, что многие родители любят своих детей, а вы меня не любили. Еще хуже, что если я и сама не слишком вас любила, то хотя бы всю жизнь хотела, чтобы вы любили меня, а вам было все равно, люблю я вас или нет.

Теперь она всерьез пыталась разбить стекло.

– Ты же знаешь о том, что люди, умирая от голода, начинают есть несъедобное? Траву, землю и прочее. С любовью выходит то же самое. Если тебе очень хочется быть любимым, ты начинаешь поглощать вредные суррогаты вроде внимания и собственничества. Знаешь, что я подумала, когда в первый раз встретила Байрона? «Кажется, он меня не ненавидит. С этим можно работать».

– ПРЕКРАТИ! – крикнул ее отец, подъезжая к стеклу с другой стороны. – Святые угодники! Что тут происходит?

Он открыл дверь и оглядел разводы крови, которые оставила Хейзел, разбив себе костяшки.

– Тут ведь всегда незаперто. Господи, посмотри на себя. У тебя эмоциональный срыв? Я не хочу говорить про чувства. Могу помочь разве что тем, что освобожу тебя от бытовых дел по дому, которые ты вообще-то не должна игнорировать, особенно учитывая состояние моего здоровья и мобильности. Заходи, закрой за собой дверь и не мой сегодня ни одной тарелки.

– Ты умираешь, – сказала Хейзел. – И отказываешься от медицинской помощи. Создается впечатление, что я не очень-то тебе нужна.

– О, Хейзел. – Он провел ногтями по волосам на груди под халатом. – Мне просто нужно немного тишины и покоя.

Это он о смерти? Или про сегодняшний день? Или и то и другое?

– Ливер мертв, – почти прошептала Хейзел. – Кто-то его убил.

– Боже мой, – сказал ее отец. Тишина наполнилась механическим звуком, когда он проехал на «Раскле» на несколько дюймов назад, а затем вперед, размышляя. – Пойди на кухню и налей себе чего-нибудь выпить, а потом присоединяйся к нам с девочками в гостиной. Мы будем смотреть «Свою игру» и притворимся хотя бы на полчаса, что все вокруг не катится в тартарары. Используй шанс, пока есть возможность.

Ей не хотелось делать вид, что у нее все в порядке, но выпить она была не против. Повзрослев и выйдя замуж, Хейзел поняла, что даже если ты совсем не можешь притворяться, можно просто сидеть и не отсвечивать. Ни с того ни с сего Хейзел вспомнила о водителе, который обычно возил ее от Центра до дома и обратно. Он ей нравился; у него была семья. Байрон мог причинить боль всем этим людям. Она тут же отругала себя за эту мысль. Поскольку он получал все ее мысли, любые ее опасения могли стать инструкцией к действию.

Скоро она ему позвонит. «Я скоро поговорю с тобой, Байрон», – подумала она. Она дождется, пока ее отец ослабеет настолько, что не сможет сопротивляться и позволит оказать себе медицинскую помощь.

Папа каждый день говорил ей, что ему, возможно, осталось жить всего несколько недель, но Хейзел учитывала, что он всегда ждал самого худшего, а в итоге выходило не так плохо. Когда она была ребенком, перед каждым летним отпуском, в который они отправлялись на семейном седане, Хейзел с мамой собирали вещи, а папа произносил длинную речь о том, что следующая неделя будет худшей тратой времени и денег, которую только можно представить: каждый мотель, где они остановятся, окажется крысиной норой с нерабочей сантехникой; в простынях будут кишеть паразиты; все туристические точки будут битком набиты людьми, цены завышены, а на улице будет слишком жарко. «Я весь день проведу на ногах, у меня вылезет сыпь в паху, а потом мы вернемся в мотель, и какая-нибудь клопиха с тяжелым животом будет ползать по моему бедру, пока я сплю, и откладывать яйца в открытые раны». Но каникулы и мотели ни разу не оказались такими ужасными. «Боже! – восклицал он, когда они были уже на пути домой. – Нам и правда повезло. Мы прямо счастливый билет вытянули».

Однако на этот раз ее отец, возможно, недооценил ситуацию. Температура не спадала; ни от чего не становилось легче. Хейзел продолжала уговаривать его поехать с ней в медицинский центр, но у него все еще хватало сил показушно плевать на пол и отказываться.

– Я никуда не поеду, – упрямился он. – Но и тебя здесь никто не держит.

Хейзел хотела бы, чтобы это было неправдой, но в какой-то момент стало ясно, что его угасание не родит между ними эмоциональной близости. Он попросил ее уложить Диану и Рокси на кровать рядом с ним. Она предполагала, что скоро его обмороки станут глубже и будут длиться дольше, и тогда она позвонит Байрону и скажет, что можно их забирать.

Она хотела бы сказать кое-что своему отцу, пока вокруг нет медицинского персонала, в том числе и неприятные вещи, но сейчас было неподходящее время, чтобы ругаться. Он спрятался в своей пещере, и Хейзел знала, что он предпочел бы остаться там один. Он хотел подойти к концу своего срока, не выставляя свою немощность и смущение на обозрение широкой аудитории. По крайней мере той, что состоит из живых людей.

Не обремененные физическими потребностями, Ди и Рокси могли дежурить круглые сутки. Возможно, реалистичные манекены могли бы быть хорошим решением для паллиативной медицины. Их можно было бы проектировать специально – например, полные груди Дианы можно наполнить морфием. Тело Рокси могло бы открываться по команде и превращаться в кушетку.