Дикарь - Екатерина Лесина

пленник стиснул зубы.

— Выбьют, — пообещал Верховный.

— Не стоит. Еще пара минут и он подчинится.

Человек захрипел и вяло дернулся. Но весьма скоро он затих, взгляд его сделался туманен, а губы приоткрылись. Из груди вырывалось тяжелое дыхание. И, когда Ирграм поднес рожок, человек жадно вдохнул дым.

Еще раз.

И хватит для начала.

Ирграм отставил курильницу и помахал руками, разминая.

— Это простейшее заклятье, — объяснил он Верховному, что наблюдал за происходящим с немалым интересом. — Оно туманит разум и человек перестает осознавать, что с ним, где он находится и с кем беседует. Толика силы подтолкнет его к пониманию, что он говорит с кем-то, кому доверяет безоговорочно. А потому спрашивайте, но осторожно. Если он начнет беспокоиться, действие заклятья ослабеет.

— Спрашивать?

— Я не знаю, о чем вы желаете узнать. А потому буду лишь следить, чтобы заклятье не слетело. К сожалению, разум весьма скоро привыкает к подобному и учится защищаться от вторжения. Потому попытка будет одна.

— И только?

— Есть иные способы, но они, как правило, в той или иной степени влияют на личность. И использовав их, вы уничтожите этого человека.

— Понятно.

Верховный поднялся и подошел к столу. Он склонился над ним и спросил ласково так:

— Ты видишь меня?

— Д-да, — просипел человек.

Ирграм протянул флягу.

— Люди испытывают доверие к тем, из чьих рук принимают воду или питье.

— Хочешь пить?

— Очень, — человек облизал губы. — Я… я так устал!

— Все скоро закончится, друг мой, — Верховный бережно поднял голову и помог напиться. — Сейчас мы поговорим и все закончится.

— Мне было больно.

— Мне жаль.

— Но я не рассказал им.

— Ты молодец, — Верховный бросил взгляд на Ирграма и тот кивнул. Сам же он взял пленника за руку и осторожно сжал запястье. Нащупав артерию, Ирграм сосредоточился на голосе сердца.

То билось ровно, спокойно.

— Они не узнают!

— Естественно, никто не узнает. Ты ведь не сломался, верно?

— Нет.

— О чем они спрашивали?

— О том, откуда она взяла проклятье.

— И что ты ответил?

— Что не знаю! Я ведь и вправду не знаю, — он захихикал и едва не захлебнулся водой, которая пошла из горла. Верховный бережно вытер губы и сказал:

— Что они думают? Зачем она сделала это?

— Они… — пульс дрогнул и Ирграм поспешно поднес дым к губам. Вдох. Выдох и снова туманный взгляд. — Они думают… они думают…

— Не важно, друг мой, — Верховный наклонился к самому лицу. — Это все не имеет значения, верно?

— Д-да.

— А что имеет значение?

— Чистая кровь.

— Ради чего все затевалось?

— Ради возрождения, — на губах пленника расплылась счастливая улыбка. — Ибо было предсказано, что в час, когда великая Империя подойдет к краю, когда незыблемое рассыплется, а законы будут попраны, небо вновь вспыхнет, исторгая каменные слезы. И лишь чистая кровь спасет землю.

— Именно, — на лице Верховного не дрогнул ни один мускул. — Ты все сделал правильно.

— Спасибо, Учитель.

— И что ты готов сделать еще?

— Все, что угодно!

Пульс опять засбоил. Зелье явно теряло силу и куда быстрее, чем Ирграм рассчитывал.

— Это слова, — строго произнес Верховный. — Докажи.

— Как?

— Что ты уже сделал?

— Я отдал вам дочь! Я внушил ей, что она несет заклятье, которое привяжет полукровку к ней, а заодно и поможет сердцу Императора воспылать любовью, — пленный говорил быстро и спешно. — Я отдал свое золото, земли и сыновей, чтобы возродили они истинную кровь мешеков. Я связался с проклятыми, ибо такова была ваша воля. Я…

Он вдруг захрипел, выгнувшись дугой, и сердце едва не оборвалось.

— В сторону, — крикнул Ирграм, и Верховный — умный он все-таки человек — отступил. Маг же склонился над пленником, глаза которого стремительно заплывали кровью. В этих глазах читался искренний ужас. — Смотри на меня…

Ирграм быстро сунул в рот человека стеклянный шарик и с силой надавил на нижнюю челюсть. Стекло хрустнула, и человек взвыл. Он дернулся было.

— Ты не умрешь, — строго сказал Ирграм. — Я запрещаю. Слушай меня. Я твой хозяин.

Из глаз покатились слезы, смешанные с кровью.

— Повтори.

— Ты мой хозяин.

— Чудесно. Спрашивайте. Теперь спрашивайте спокойно, — Ирграм отошел. Руки слегка подрагивали. На вопросительный взгляд Верховного он ответил. — Это «Проклятье подчинения». Сложная магия, которая сковывает разум.

Он вздохнул.

— Прошу прощения, но его разум уже, похоже, подвергался воздействию, схожему с тем, которое применил я. А заодно уж ему внушили мысль, что проще умереть, нежели рассказать то, что ему известно. Он и решил умереть.

— Желанием?

— Если работал хороший менталист, то это несложно. Нам повезло.

— В чем?

— Или менталист был не так хорош, или он все-таки не хотел умирать.

— Или и то, и другое, — Верховный кивнул.

— Возможно, что и так. Главное, он ныне готов исполнить мою волю. И рассказать все, что ему ведомо.

— Но?

— Он проживет неделю или две, не более того. Еще несколько дней, и сознание его начнет распадаться. Он забудет себя. Семью. Потом речь, постепенно превращаясь в животное. И остановить процесс будет не в моих силах. Но пока — он исполнит все, что я скажу.

Ирграм вытер пот со лба и произнес:

— Я не совсем понял, что он говорил, но мне показалось, вам важно будет узнать все.

Верховный коснулся тонкими пальцами губ.

— Что ж, маг, ты и вправду оказался полезен. И весьма умен. Но… нужно ли тебе и дальше оставаться здесь?

Ирграм подумал и ответил:

— Я бы предпочел не мучить свой разум грузом чужих тайн.

— Весьма умен, — повторил Верховный.

***

Михе повезло добыть пару толстых старых гадюк, что разомлели на солнце и утратили бдительность, а еще наткнуться на гнездо. Нести яйца было не в чем, поэтому Миха после недолгого раздумья сожрал их сам, решив, что с его подопечных и змеиного мяса хватит. Яйца похрустывали на зубах, и часть Михи почти уже бессознательно сдерживала тошноту.

Пообвыкся он к жизни на болотах.

Как бы то ни было, вернулся он к островку весьма довольным собой и почти — жизнью.

Старик не обманул. В ямке, выкопанной меж корней старой сосны, теплился огонек. Костер был махоньким, но жарким.

— Вижу, охота была удачной, — старик потер руки.

Облаченный в одну лишь набедренную повязку, он выглядел донельзя крепким, жилистым. Кожа его хранила следы многих шрамов, намекавших, что жизнь старик вел весьма бурную.

— Я это есть не буду! — Джер содрогнулся и отвернулся, но желудок его издал громкое урчание, показывая, что у него есть свое мнение относительно ужина.

— О, поверьте, змеиное мясо имеет весьма изысканный вкус. И у мешеков вовсе считается деликатесом. Позволите?

Миха молча вручил змей.

И сглотнул.

Одно