Дракон из Трокадеро - Клод Изнер

– Радость моя, я…

– Ступайте, вам говорят, вы нужны мне живым.

Джина подождала, пока они не ушли, и повернулась к Виктору.

– Вы разгневаны, – заметила она.

– Разгневан? Кэндзи, не понимая, что перед ним разверзлась пропасть, отправляется устроить бенефис в театре, где работает Ихиро! У меня нет слов, я крайне разочарован вашим легкомыслием.

– Постарайтесь поставить себя на мое место и на место Кэндзи! До тех пор, пока дело не прояснится, театр будет идеальным убежищем. И кому какое дело, что я могу остаться вдовой? Вы с Жозефом – двое сумасшедших. По вашей милости Таша, Айрис и я вот уже какой год не знаем покоя.

– Не говоря уже обо мне! – воскликнула Эфросинья, замахнувшись на сына, который предпочел отскочить в сторону, уворачиваясь от возможного удара.

«Болван! Как будто я, мать, в самом деле могу ударить сына! Ах, как же он тяжек, этот мой крест!»

– Эгоист! – добавила Джина. – И вы еще осмеливаетесь ревновать мою дочь к ее знакомым! На вашем месте, Виктор, мне было бы стыдно. Я предупредила Кэндзи: если он умрет, я его брошу!

Она была настолько возмущена, что даже стала заговариваться.

– Джина, я прошу прощения, но…

– Мне не за что вас прощать, ведь изменить человеческую натуру невозможно. Но играть в вашем возрасте в полицейских и воров! Это, признайтесь… Вы ставите под удар будущее Алисы. Если, предположим, книжная лавка перестанет приносить доход, на что вы будете ее растить? С некоторых пор торговля идет ни шатко ни валко, и Кэндзи это очень беспокоит. А в вас, его приемном сыне, он не видит никакой опоры.

– Клиентов стало меньше из-за Выставки и жары.

– Точь-в-точь как мой первый муж. Тот тоже отказывался брать на себя любую ответственность. Преобразование общества стало для него высшим приоритетом – до такой степени, что он напрочь забросил семью.

– Кстати о Пинхасе…

– Не произносите больше его имени в моем присутствии Он принес нас в жертву Революции, чтобы присоединиться к когорте бизнесменов. А в шестьдесят лет умудрился родить третьего отпрыска – ребенка, который, став взрослым, не сможет знаться с папочкой. Замечательное достижение.

– Своими словами вы сразили его наповал! – одобрила Эфросинья.

Джина поднялась по лестнице. На втором этаже хлопнула дверь.

– Мели! Где вы! – позвала она.

Виктор подошел к Жозефу и кивком головы подал знак следовать за ним в подсобку.

– Вот, возьмите. Джина поручила мне купить эти билеты для вас, Айрис и вашей матушки, с которой вы, по случаю, сможете помириться. Она просит вас сегодня вечером тайком от Кэндзи сходить на спектакль Сады Якко и присмотреть за ним.

– Стало быть, только что она ломала комедию?

– И да, и нет, вы же знаете женщин! Я рассказал ей, как Кэндзи намеревается воспользоваться нашими советами. Ступайте и предупредите Эфросинью.

– А кто вечером останется с детьми?

– Дядюшка. Он ни в чем не может им отказать. Таша не возражает.

– Вы даже не представляете, на что идете. Это хуже полицейского расследования.

– Обожаю детей, одной дочери мне недостаточно, во мне живет душа вождя целого племени.

Жозеф с сомнением поглядел на него.

Фиакр застрял в заторе, образовавшемся в результате аварии с участием автомобиля. Они опоздали и в зал, выдержанный в стиле «ар-нуво», смогли попасть только в антракте, по окончании первой части представления, во время которой давался сеанс магии.

– Видела, радость моя? Здесь яблоку негде упасть, какое счастье, что мадам Джина зарезервировала для нас места! – воскликнула Эфросинья, шествуя перед Айрис.

Они уселись в третьем ряду. Здание театра Лои Фуллер было украшено рельефным изображением этой американской актрисы. На барельефах, фризах и кариатидах она извивалась как змея. Чопорный молодой человек с пышной шевелюрой и лорнетом, сидевший неестественно прямо рядом с Жозефом, не сводил глаз со сцены, закрытой занавесом с изображенными на нем греческими мотивами. В ожидании ритуала, предназначенного для узкого круга посвященных, он постепенно впадал в транс и поэтому проявил явное неудовольствие, когда его сеанс медитации был нарушен раскатистым голосом Эфросиньи.

– Что-то я проголодалась, надо было взять леденцовой карамели. Лапочка, передайте мне программку. Ка-бу-ки, онна… гата, буё… Тарабарщина какая-то! Иисус-Мария-Иосиф, теперь, чтобы куда-нибудь сходить, нужно обязательно быть полиглотом! Могли бы и на французский перевести!

К ней повернулся молодой человек.

– Мадам, кабуки представляет собой традиционный японский театральный жанр. Само название состоит из трех частей, ка – это музыка, бу – танец, ки – сценическое искусство. Повседневная жизнь в рамках этого жанра сублимируется до языка жестов, необычайно тонкого и весьма замысловатым образом закодированного. Руки, глаза, голова актера выражают чувства, но никак не разум. И манипуляции с различными предметами тоже не случайны.

Эфросинья, вытаращив глаза, в страхе смотрела на него.

– И как разобраться во всей этой каше?

– Если человек восприимчив к нравственным конфликтам, печальным историям любви и эпическим повествованиям, тогда все идет из глубины души. Оннагата – это актеры-мужчины, которые, начиная с XVII века, играют женские роли.

– Благодарю вас. Но неужели вы хотите сказать, что Садо Якко – мужчина?

– Сада Якко, – поправил ее собеседник, скривив рот. – Нет, это женщина. Раньше выступала в комедиях при дворе императора, изумительно танцует и играет на тринадцатиструнной арфе кото. Бывшая гейша, обладает несравненными музыкальными талантами, а ее сценическая игра представляет собой редкую смесь необузданной страсти и достоинства. Сада Якко берет на себя смелость нарушать правила традиционного японского театра и воплощать собой героиню.

– Ну, это не бог весть какая находка, – проворчала Эфросинья.

Она удобнее устроилась в кресле и прошептала на ушко Айрис:

– Эти японцы не изобрели ничего нового. Сара Бернар с успехом играла роль мужчины, к тому же молодого, когда ей уже было далеко за пятьдесят! И создала «Орленка» Эдмона Ростана!

Чувствуя себя неловко от бестактности матери, Жозеф закашлялся.

– А танец буё? – спросила она соседа, который смерил ее презрительным взглядом.

– Этот танец – удел куртизанок и онногата.

– И вы любите подобные зрелища?

– Андре Жид, мой литературный собрат, горячо убеждал меня посмотреть это представление, которое дадут всего лишь сто двадцать три раза. Подобно ему, я уже не первый раз здесь. Постановку спектакля осуществил Отодзиро Каваками, Сада Якко – его жена. В первый раз это было откровение, даже несмотря на то, что «Гейшу и рыцаря», которая в Стране восходящего солнца длится два дня, у нас уложили в полчаса. Спектакль представляет собой вольную трактовку «Дамы с камелиями», действие происходит в Японии XVI века. Кроме того, я горячо полюбил «Кесу»[104], которую играют, чтобы чередовать представления. К сожалению, в этом зале нет места, чтобы продолжить сцену в зрительный зал с помощью помоста, как это делают в Японии. Все, тихо, начинается!