Жребий праведных грешниц. Стать огнем - Наталья Нестерова

Ночью Ольга Ивановна показалась Нюране древней старухой. При свете дня Нюраня скосила ей десяток годов, но за пятьдесят — точно. Когда спустя некоторое время она узнала, что Ольге Ивановне сорок один год, была потрясена. Это как же судьба должна была измочалить человека, чтобы он раньше времени настолько исстарился!

Судьба Ольге Ивановне действительно выпала тяжелая, хотя вначале складывалась на зависть благополучно. Дочь мелкого чиновника, она окончила акушерские курсы и вышла замуж за молодого врача по страстной любви.

Они трудились в земской больнице, у них родилась дочь. Думали, что первенец, потому что детей хотели много: столько счастья, сколько у них было, грешно копить, надо тратить, дарить. Они не участвовали в революционном движении, но разделяли устремления толстовцев и верили в давно многих разочаровавшие идеалы народничества. Они исповедовали теорию малых дел, также опровергнутую великими умами.

Каждое утро муж просыпался со словами: «Сегодня мы снова кого-то спасем, избавим от страданий». Ольга с улыбкой обязательно над ним подтрунивала: «Вчера привезли мужика, завшивленного до такой степени, что я велела поместить его в сарай». «Добро вшей не боится!» — вскакивал с постели муж.

Они презирали богатство, покупали на свои деньги саженцы и возделывали сады, боролись с холерой, тифом, малярией в эпидемотрядах, строили школу, читали крестьянам лекции о пользе чистоты и организовывали благотворительные концерты.

Революцию восприняли радостно — как новую светлую эру новых людей. А потом началась Гражданская война, окрасившая самых сильных и умных новых людей в два цвета — белый и красный. Белые увели мужа — призвали в армию. Больше Ольга Ивановна его не видела и ни одной весточки не получила. Победили красные, она превратилась в белогвардейскую жену.

Добрые люди шепнули: «Беги!» И она побежала, превратившись в щепку, которую несколько лет носило в мутном потоке, пока не выплюнуло в больничке при сахарном заводе, давно не работающем, в Курской губернии. Подойдя к зеркалу, рассматривая свое отражение, Ольга Ивановна так и подумала: «Щепка».

Дочь к тому времени уже два года как умерла от тифа. Ольге Ивановне осталось только служение, только верность их с мужем наивным юношеским принципам: делать добро. Глядя на Ольгу Ивановну, сухую и темную лицом, словно корой покрытым, слыша ее голос, в котором отсутствовало сострадание, никаких «потерпи, миленький», «сейчас станет легче, голубчик», — трудно было предположить, что эта женщина в память о муже, и чтобы не сойти с ума, и чтобы отомстить кому-то, безжалостно разрушавшему ее жизнь, служит добру.

Ольгу Ивановну приводила в замешательство Анна Еремеевна. Девушка прекрасно показала себя во время сложных родов, даже внутривенные диффузии умела делать. Но когда ей было велено поставить клизму мужику с подозрением на непроходимость кишечника, побледнела и чуть не сбежала. Кружку Эсмарха, то есть клистир, явно впервые видела. Анна Еремеевна ничего не смыслила в химии. Про кислород заметила: «Им вроде дышат?», а железо считала исключительно металлом. Не имея понятия о химических элементах, она знала латинские наименования основных медицинских препаратов и вполне прилично готовила порошки, мази и настойки. Она профессионально накладывала повязки, смыслила в травматологии, даже предлагала сделать вытяжение при переломах костей со смещением, но элементарный анализ мочи поставил ее в тупик. Могла вынести правильный диагноз кожного заболевания, не путала крапивницу с рожистым воспалением, а стригущий лишай — с розовым, и выказывала подозрительное неведение в организации деятельности медицинского учреждения. Этому медсестру учат прежде всего, а потом она закрепляет полученные знания на практике в больнице или в клинике. Беспомощность Анны Еремеевны в базовых вопросах была не просто подозрительна — она не лезла ни в какие ворота.

Анна Еремеевна проработала два месяца, когда Ольга Ивановна велела ей поставить судно лежачей больной с пневмонией.

— Судно? — переспросила Анна Еремеевна. — Корабль?

— Пароход! Идем!

Ольга Ивановна привела ее в кладовку, где хранился инвентарь, и ткнула пальцем в фаянсовое судно. Анна Еремеевна взяла его, явно теряясь в догадках, куда это ставить больной. Полнейший абсурд! Все равно что дать повару в руки кастрюлю, а он не будет знать, что с ней делать.

— Судно следует наполнить небольшим количеством воды, чтобы испражнения не прилипли к стенкам. — Ольга Ивановна говорила медленно и четко, как по книжке читала. — При подкладывании судна рука санитарки подводится под крестец больного, таз при этом поднимается, колени согнуты и разведены в стороны. Судно подводится под ягодицы так, чтобы над большим отверстием оказалась промежность больного, а трубка — межу бедрами по направлению к коленям. Удаляется судно в обратном порядке. Затем освобождается от содержимого, тщательно моется и обрабатывается трехпроцентным раствором хлорной извести. Вопросы есть?

— Нет.

— А у меня есть! Жду вас в ординаторской.

Почему Ольга Ивановна свой маленький кабинетик называет ординаторской, Нюраня взять в толк не могла, никаких орденов там не имелось. Вопросов у Нюрани было много, но задавать их часто она опасалась. На каждом шагу она сталкивалась с предметами, предназначения которых не знала, проявляла беспомощность в ситуациях, которые Ольге Ивановне казались обыденными. Акушерка смотрела на Нюраню так, словно девушка страдает подозрительными провалами памяти.

Она не быстро выполнила приказ явиться в ординаторскую, потому что провозилась с пациенткой — простой бабой, измученной лихорадкой, обессилевшей и слезно просившей помочь ей выползти на улицу, «сходить до ветру». Увидев судно, баба испуганно запричитала. Нюраня, выполняя инструкцию — под крестец, колени согнуты… — ласково называла женщину «миленькой», говорила, что страшиться нечего, больные и врачи стыда не имут, судно — это ерунда, а вот городские граждане на двор до ветру не ходят, у их такие специальные помещения клозеты-сортиры… И то сказать! Если бы они все на улице испражнялись! Садов-то и дворов нет… Заболтала, успокоила.

— Хватит морочить мне голову! — напустилась на Нюраню Ольга Ивановна, как только та вошла в ординаторскую. — Вы такая же медсестра, как я печник!

— Воля ваша.

— Садитесь и рассказывайте!

— Что?

— Правду! Если поймаю вас на лжи, вылетите отсюда, как пробка от шампанского! — Ольга Ивановна запнулась и спросила: — Вы знаете, что такое «шампанское»?

— Нет.

— И скажи я, что это раствор для клизмы, поверите?

— Конечно.

— Но основные кости скелета человека перечислить можете?

— Могу.

— Это черт знает что такое! Рассказывайте! Всё без утайки.

И Нюраня поведала свою историю. Про доктора Василия Кузьмича, который учил ее медицине, но не регулярно, а когда был трезв или не шибко пьян, про «анбулаторию» на их дворе, про то, что мечтала учиться, но мать не отпустила бы, а когда мать слегла и «залежала жизненные соки», пришлось самой хозяйство вести. Про раскулачивание, бегство и Максимку, который обязательно за ней приедет, тоже рассказала.