Ловушка горше смерти - Светлана Климова

— Не секрет. — Марк толкнул створку, и их принял мокрый черный воздух.

— Дмитрий Константинович Семернин.

— Дмитрий Константинович… Вот уж никогда бы не подумала. Значит, он в курсе дела?

— Нет. Во всяком случае, не вполне. Бумага будет передана ему на хранение в запечатанном конверте. У меня все основания доверять ему как юристу, больше того…

— Будет передана… — Лина шагнула вперед и снова остановилась. Теперь Марк не видел ее лица, только смутно мерцающее пятно плаща. — Знаете, Марк, теперь я окончательно убедилась, что вам недоступны обычные человеческие чувства. Вы сделаны из какого-то другого материала, какого — не знаю. Прощайте.

Надеюсь, больше мы никогда не увидимся.

Повернувшись на каблуках, она быстро и размашисто пошла вдоль аллеи.

Марк последовал за ней в некотором отдалении. Но догнать девушку ему удалось лишь у портала главного входа, подсвеченного цветными прожекторами. Рядом с этим грузным сооружением светлая фигура Лины казалась воздушным мазком акварели на грубом картоне. Марк все еще ощущал тяжелое волнение, которое не оставляло его во время всего разговора, и когда он окликнул девушку: «Лина, послушайте, Лина!..» — оно вспыхнуло с новой силой.

Девушка остановилась и повернулась к нему, слегка покачиваясь с пяток на носки, все еще полная движения. Сейчас она была ослепительно хороша.

Удлиненное тонкокожее лицо дышало яростью, глаза под сошедшимися к переносью густыми бровями сухо блестели, полная нижняя губа была закушена. Руки оставались в карманах плаща, но и так было видно, что кулаки Лины до боли сжаты.

— Почему вы преследуете меня, Марк Борисович? — почти выкрикнула она. — Я достаточно ясно дала понять, что вы не можете рассчитывать на меня. Что вам еще нужно? Дайте мне спокойно уйти, в конце концов.

Марк стоял в двух шагах, небрежно помахивая сумкой.

— Сейчас вы похожи на безумную Медею, — проговорил он, улыбаясь одними глазами.

— Господи! — с отвращением воскликнула девушка. — Неужели и этого мало?

Убирайтесь, Марк Борисович, убирайтесь к черту, туда, откуда вы и явились!

— Хорошо. — Марк покорно склонил голову. — Я понимаю вас, Лина, и ни на чем больше не настаиваю. Вот, возьмите. — Неуловимым движением он извлек из сумки знакомый листок и протянул девушке. В растерянности Лина взяла бумагу и попятилась.

— Зачем это? Что мне с этим делать?

— Что хотите. Можете выбросить сейчас, можете оставить на память.

Попрошу вас лишь об одном. Если что-нибудь изменится, через неделю в это же время наберите мой номер телефона, он есть на обороте, и скажите только одно слово — да. Я буду ждать. Если звонка не последует, навсегда забудьте о моем предложении. Больше я вас не побеспокою. До свидания.

Марк вскинул сумку на плечо и мерно зашагал к турникетам. Миновав их, он обернулся, взмахнул рукой и вскоре исчез из виду, смешавшись с группой туристов, праздно бродивших на стоянке в ожидании, когда подадут автобус.

* * *

Четырнадцатого ноября в начале девятого Mapка поднял телефонный звонок.

Звонил Дмитрий, чтобы сообщить, что день ему поломали вчистую и вряд ли он сможет сегодня помочь Марку в делах.

Пока он говорил, Марк, зажав трубку плечом и скулой, неторопливо одевался. Покончив с этим, он сказал:

— Митя, не хлопочи. Все отменяется. Я едва не забыл одну вещь.

По-видимому, мне придется большую часть дня оставаться дома. Я жду важного звонка.

— Отлично! — обрадовался адвокат. — Проблема снята. Не исключено, что около двух я смогу забежать. Как там твоя старушка?

— Сдалась. Обе «Сирени» у меня и еще кое-что. Адвокат бурно обрадовался.

— Ты гигант, Марк! Тем более забегу — хоть взглянуть, пока они еще здесь.

— Ты откуда будешь ехать, Митя?

— Скорее всего с Бутырской.

— Тогда заверни в одно местечко, не сочти за труд, и возьми там то, что я тебе продиктую. Есть под рукой карандаш? Обратишься к Леониду Витальевичу.

Марк продиктовал список и добавил:

— И непременно бутылку «Букета Абхазии», если у них еще осталось.

Дмитрий Константинович присвистнул:

— Круто! Чревоугодие, не помнишь, относится к числу смертных грехов?

— Как же, — сказал Марк. — Обязательно. Адвокат засмеялся:

— Договорились. Жди, буду как сказал.

Марк повесил трубку и сел на ковер у кровати, скрестив ноги и чувствуя, как массивные резные розетки, украшавшие его ложе, холодят спину. Все это, разумеется, преждевременно. К тому же при упоминании о визите к старушке в памяти всплыли события минувшей ночи, и в комнате явственно запахло мешковиной, сыростью, каким-то медленным тлением. Этот неизвестный покойник, чье уходящее тепло и тяжесть он, казалось, еще ощущал, оставался при нем.

Он вскочил и в три шага оказался в большой комнате. «Сирени» были на месте, у стены. В утреннем освещении воздух вокруг них плыл и колебался, словно от акварелей исходил сильный жар, чистое лиловое пламя. Марк толкнул раму окна — пространство дохнуло холодом, небо было ясным, но с едва уловимой желтизной.

Отвернувшись и глубоко дыша, он снова нашел взглядом акварели, пересек комнату по диагонали, собрал эти тяжелые буроватые листы шершавой английской бумаги с неровно обрезанными краями и сложил их в папку, прослоив хрусткой калькой.

В сущности, до прихода Дмитрия не имелось шанса на чем-либо сосредоточиться. Приведя себя в порядок и с особой тщательностью побрившись, Марк наскоро перекусил. Затем, вытащив с полки первую попавшуюся книгу, устроился за письменным столом у аппарата, спаренного с тем, что стоял в спальне. Но вскоре почувствовал, что читать не в состоянии.

То, что он предложил Лине неделю назад, пришло ему в голову в состоянии какого-то мгновенного озарения — того, что теперь стало модно называть словечком «инсайт». И когда Марк осознал, чего намерен добиться, у него словно гора с плеч свалилась. Однако он и сам не до конца понимал, почему это произошло. Было так, будто он год за годом задавал один и тот же вопрос и наконец услышал ответ — ясный, отчетливый, исчерпывающий. И сразу успокоился. К девушке он не испытывал ничего, кроме симпатии и расположения, но это было как раз то, что требовалось. Его нисколько не трогали ее резкость, доходящая до грубости, явное нежелание идти на контакт, упрямство и агрессивность. Марка интересовало другое — то, из-за чего он ее сразу выделил, — она была чистой.

Немного утомленной, не без мусора в голове, имевшегося, впрочем, у всех, нервной — но в своем роде Лина была совершенством. Размышляя о том, каким образом могла родиться мысль о подобном договоре, Марк с ходу отмел мелочные и мстительные мотивы. Ясное дело, Лина не хотела его, он ее не интересовал совершенно, потому что она была убеждена: такие люди, как он, не должны ее интересовать. Не она была в этом виновата. Все, что случалось с ней в этой жизни до сих пор, однозначно свидетельствовало: Марк Кричевский — табу. И все же он не справился с волнением, когда она ответила ему яростным отказом. Иначе и быть не могло, он был готов к этому. Тогда на что же он рассчитывал? Дмитрий прав, говоря о странностях собирателей. По слухам, в психушках их целые палаты… Это естественно, всякая мономания не обещает в своем развитии ничего хорошего. Впрочем, можно успокоиться, потому что отныне у него целых две навязчивых идеи…