Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис

что сказал Помпей Сулле, когда старик пытался не дать ему триумф по случаю его двадцатишестилетия? — спросил Цицерон. — Помпей недавно поведал мне это на пирушке. Так вот, он сказал: «Большинство людей связывает надежды с восходящим, а не заходящим солнцем».

Все получилось очень ловко: обронив имя Помпея Великого, Цицерон дал понять, что они на короткой ноге, и одновременно он воззвал к гражданскому чувству своих гостей, намекнув, что те не останутся внакладе. К тому времени, когда все, включая семью Цицерона, отправились ужинать, он сумел заручиться их поддержкой.

— Я знал, что если они пробудут с тобой хотя бы несколько минут, то согласятся на что угодно, — прошептал ему на ухо Луций.

Я был уверен, что Цицерон вызовет их в суд на следующий же день, но он опять оказался умнее меня.

— Представление, — сказал он, — всегда должно заканчиваться в точке высочайшего накала.

Цицерон неуклонно наращивал этот накал, используя каждую новую улику, каждый документ, каждого свидетеля. Он вытаскивал на свет и убедительно доказывал все преступления Верреса — от подкупа, вымогательства и неприкрытого разбоя до жестоких и необычных наказаний.

На восьмой день Цицерон вызвал двух сицилийских моряков — Фалакра из Центурип и Онаса из Сегесты. По их словам, они сумели избежать бичевания и казни лишь благодаря тому, что подкупили Тимархида, вольноотпущенника Верреса. Признаюсь, мне было приятно присутствовать при публичном унижении этого негодяя, с которым я имел несчастье познакомиться раньше. Более того, родственникам несчастных, не сумевших собрать денег для взятки, заявили, что им все равно придется заплатить палачу, иначе тот намеренно сделает смерть их близких долгой и мучительной.

— О, какое страшное и невыносимое горе! — гремел Цицерон. — Родителей заставляли выкупать за деньги не жизнь их детей, а быстроту их смерти![21]

Я видел, как сенаторы перешептываются и горестно качают головами. Глабрион предложил устроить перекрестный допрос, и Гортензий опять ответил: «Вопросов к свидетелю не имею». В ту ночь до нас впервые дошел слух, что Веррес уже собрал свои пожитки и собирается отправиться в добровольную ссылку.

Так обстояли дела на девятый день, когда мы привели в суд Анния и Нумитория.

На форуме собралось еще больше народу, чем обычно, поскольку до обещанных Помпеем игр оставалось всего два дня. Веррес опоздал, и было видно, что он сильно пьян. Поднимаясь по ступеням храма к месту, где заседал суд, он споткнулся и упал бы, если бы Гортензий не поддержал его. Толпа ответила взрывом хохота. Проходя мимо Цицерона, Веррес метнул в его сторону злой и одновременно опасливый взгляд налитых кровью глаз — взгляд загнанного в угол хищника.

Цицерон сразу перешел к делу, вызвав очередного свидетеля, Анния. Тот поведал, как однажды утром он проверял грузы в гавани и туда прибежал его друг. Оказалось, что Геренний, с которым они сообща вели дела, теперь закован в цепи на форуме и молит сохранить ему жизнь.

— Что же ты предпринял?

— Разумеется, сразу же кинулся на форум.

— И что ты там увидел?

— Там было около сотни людей, кричавших, что Геренний — римский гражданин и не может быть казнен без надлежащего разбирательства.

— Откуда всем вам было известно, что Геренний — римлянин? Разве он не был менялой из Испании?

— Многие из нас знали его лично. Хотя Геренний действительно держал меняльную лавку в Испании, родился он в семье римлян в Сиракузах, где и вырос.

— Что же ответил Веррес в ответ на ваши мольбы?

— Он приказал немедленно обезглавить Геренния.

По толпе слушателей прокатился мучительный стон.

— Кто совершил казнь?

— Палач Секстий.

— Это было сделано чисто и ловко?

— Нет, боюсь, совсем наоборот.

— Очевидно, — проговорил Цицерон, поворачиваясь к судьям, — Геренний не сумел дать Верресу и его головорезам достаточно большую взятку.

Веррес, который обычно сидел на своем месте молча, ссутулившись, вдруг вскочил — возможно, под воздействием выпитого — и начал кричать, что он никогда не брал такой взятки. Гортензий силой усадил его. Сделав вид, что он ничего не заметил, Цицерон ровным голосом продолжил задавать вопросы свидетелю.

— Довольно странно, не правда ли? — спросил он. — Не менее ста человек утверждают, что Геренний — римский гражданин, а Веррес не соглашается подождать хотя бы час, чтобы выяснить, так ли это. Как ты объясняешь?

— Очень просто, сенатор. Геренний плыл из Испании на корабле, груз которого забрали люди Верреса. Геренния и всех остальных, кто был на корабле, бросили в каменоломни, а затем вытащили оттуда и предали публичной казни, выдав их за пиратов. Веррес не знал, что на самом деле Геренний был вовсе не пришельцем, не чужеземцем, что он был хорошо известен сиракузским римлянам и те, без сомнения, узнают его. А когда Веррес обнаружил свой промах, он уже не мог отпустить Геренния, поскольку тот был хорошо осведомлен о деяниях наместника.

— Прости, но я по-прежнему кое-чего не понимаю, — заговорил Цицерон с притворным простодушием. — Зачем Верресу понадобилось казнить ни в чем не повинного человека, плывшего на торговом корабле, выдавая его за пирата?

— Ему нужно было совершить определенное число публичных казней.

— Для чего?

— Он брал взятки за то, что отпускал на волю настоящих пиратов.

Веррес снова вскочил и принялся кричать, что все сказанное — ложь. Однако теперь Цицерон не оставил его выкрики без внимания и, сделав несколько шагов по направлению к нему, заговорил, обращаясь прямо к Верресу:

— Ты называешь это ложью, чудовище? Ложью?! Тогда почему же в записях твоей тюрьмы говорится, что Геренния освободили? И почему в них же указывается, что пират Гераклеон был казнен, хотя никто на острове не видел, как это случилось? Я отвечу тебе. Потому что ты, римский наместник, отвечающий за безопасность морей, брал взятки от самих пиратов!

— Цицерон! Великий законник, который считает, что он знает все на свете! — с горечью заговорил Веррес слегка заплетающимся языком. — Но на самом деле ты знаешь далеко не все, и я могу доказать это! Гераклеон сейчас здесь, в Риме, в частной тюрьме моего дома, и он сможет подтвердить, что все твои измышления лживы!

Трудно поверить в то, что человек способен творить подобные глупости, но так все и было, мои записи совершенно точны. В суде воцарился кромешный ад, и посреди этой вакханалии Цицерон, обращаясь к Глабриону, потребовал, чтобы ликторы — «ради общественной безопасности» — сей же час отправились в дом Верреса, забрали оттуда знаменитого пирата и заключили под стражу.

Когда это было сделано, Цицерон вызвал второго за день свидетеля, Гая Нумитория. Откровенно говоря, мне тогда показалось, что Цицерон слишком торопится и он мог