Хозяин лета - Дмитрий Могилевцев

Шеина грыз липкий, навязчивый страх. Ближайшее окружение, вся комитетская верхушка выглядели, как после известия о кончине империи, когда перед всеми охранками маячил призрак новой мстительной власти, нищеты и неизбежных децимаций. И ведь всё получалось: войска послушно двигались и вполне запланированно бунтовали, дознания шли полным ходом, ведомство набирало силу не по дням, а по часам, мятежи в провинциях вспыхивали в полном соответствии с национальным характером – бестолково, шумно, многословно и буйно, но крайне нерешительно, с готовностью чуть что – разбежаться и попрятаться. Их подталкивали, не давая затухнуть раньше времени. Среди них имелся и серьезный, почти даже организованный, испытанный оружием бунт, не сегодня-завтра уже готовый для финальной фазы плана «Гражданская». Плана, который вознесет генерала Шеина к вершинам. Самым из самых, может быть. В конце концов, время военное. В конце концов, в стране почти не осталось людей с оружием, Шеину неподконтрольных. А у нынешней персоны номер один, кроме личного «эскадрона», инструмента точечных ударов, а не уличной войны, – кто? Никого.

Временами Шеин забывал о мучавших его вопросах, придумывал ответ, простой, всё расставляющий по местам, обманчивый, успокаивающий. А временами, глядя на очередной пухлый том сводок, снова говорил себе, что по-настоящему о происходящем знает не больше, чем после того злосчастного выстрела на площади. Кто повел эти дурацкие вертолеты? Откуда пистолет и пули? Кто, зачем? Плюс ко всему – Лошица.

Там на круглом газоне перед усадьбой стоял темно-зеленый плоский, хоботастый «Т-80», а за деревьями прятались бронетранспортеры. Пятнистые автоматчики заворачивали от ворот всех, невзирая на удостоверения и лица, ничего не объясняя – лишь предупреждая, что после следующего шага начнут стрелять. Двое шеиновских офицеров, потребовавших встречи с начальством автоматчиков и предупреждение проигнорировавших, остались лежать перед воротами. Шеин, узнав об этом, тут же двинул к Лошице роту черно-пятнистых – и через полчаса отозвал ее, услышав в телефонной трубке недовольный голос. «Будет сделано!» – отрапортовал генерал, а положив трубку, скрипнул зубами. Уже недолго осталось тянуться в струнку. Совсем недолго.

Офицеры пролежали у ворот полдня, пока присланная Шеином делегация смогла их вытащить и увезти. Лошицу окружили постами, попытались задержать идущую туда фуру – и обнаружили, что охраняют фуру четверо «эскадрерос». Шеин начал грызть ногти. На очередном совещании в верхах президент мрачно осведомился, сколько еще времени нужно терпеть. Шеин поспешно объяснил – и заметил, как переглянулись глава республиканского Управления и министр внутренних дел. Вернувшись после совещания в кабинет над площадью Рыцаря Революции, генерал составил список тех, к кому после успешного завершения «Гражданской» должны прийти. Начинали список все присутствовавшие на совещании.

Диме снова повезло. Когда в комнату, вышибив дверь, влетели омоновцы, полковник оказался у них на пути. Потому они замешкались и не сразу решились стрелять. А когда решились, было уже поздно. Полковник, оглушенный, ошалело крутилголовой, стоя посреди перестрелки. Дима сшиб его на пол, упал с ним вместе, дергая кобуру, но вытащить пистолет не успел, грохот остался звоном в ушах, россыпью гильз и четырьмя телами на полу. Легли рядышком – как вбежали. Только последний чуть поодаль. Сергей первую пулю положил чуть ниже, в бронежилет – отбросил. Полковника вздернули на ноги, как куклу, и, ткнув в горло ствол, велели говорить. Полковник, заикаясь, рассказал, что ОМОН еще со вчерашнего дня держит его под прицелом. После той стычки – часть удрала, да. А некоторые остались. Домой вот ночевать не пустили. И что он мог по телефону сказать, когда в спину автоматом тычут? Поймите, они же озверелые. Сколько? Десятка три, не больше, остальные в область уехали.

Снаружи послышались шаги. Павел с Сергеем переглянулись. Сергей кивнул и поднял с пола автомат. Плавно и быстро, с полуприседа, крутанулся, ударил очередью. Снизу закричали.

Посыпалось стекло, с потолка брызнула побелка – со двора начали стрелять. Рыкнул мотором «КамАЗ». Дима, пригнувшись, снял со стола телефон, поднял трубку. Прослушал, вздохнул с облегчением: работает – и набрал номер.

– Проблемы? – раздался из трубки спокойный голос Матвея Ивановича.

– Полный пи…дец! – заорал Дима.

– За вами подхват идет – под началом Федора. Спокойно: десять минут, и они будут у вас. Сколько?

– Десятка три, самое малое. С броней!

– Главное, не высовывайтесь. Пересидите. До скорого.

– Что там? – свистящим шепотом спросил Павел.

– Через десять минут будут – за нами подхват идет.

– А с этим что? – Павел надавил сильнее. Полковник захрипел, стараясь встать на цыпочки.

– Не надо. Я думаю, старику есть о чем с ним поговорить.

– Слышал, гнида? – прошипел Павел полковнику в ухо. – Ты еще пожалеешь, что пулю не словил.

Поначалу ничто не предвещало проблем. Матвей Иванович сам звонил и договорился. Полковника он знал давно, знал, что военный городок Сергей-Мироновск-пятый на три четверти обезлюдел, а оставшихся едва хватало для работы при складах. Склады числились стратегическим резервом страны, имперским наследством, способным вооружить за мобилизационную неделю миллионы резервистов. Там же, за колючей проволокой под чахлыми кустиками прятались под тонким слоем земли «консервы» – ряды старых имперских танков, укрытых от посторонних глаз и ударов с воздуха. Так их прятали еще в прежние времена, обнаружив, что правильно закупоренный танк хранится не хуже тушенки, а разоружаться, закапывая танки, куда проще и выгоднее, чем разрезая их автогеном.

Матвей Иванович и выбрал Сергей-Мироновск не в последнюю очередь из-за возможности вооружить волонтеров. Конечно, склады, как один из немногих источников валютных поступлений страны и лично ее главы, охраняла не только армия, опальная и ненадежная. В городке была база ОМОНа – именно оттуда выкатились три угодившие в засаду омоновские мотороты. Предупредили об атаке тоже именно оттуда. Но потом полковник заверил, что ОМОН ушел. Весь без остатка. Солдат в застекленной будке у въезда вяло махнул рукой, пропуская «уазик» и пару «КамАЗов». Дежурный за столом у входа сидел, уткнувшись в ворох желтушной бумаги. Полковник широко развел руками, изображая радость, и сейчас же услал секретаршу, проворную прапорщицу в тесных брючках, куда-то за чаем.

Превосходный зеленый чай, китайский, еще когда в Средней Азии служил, понял – нет ничего лучше чая на жаре, а мы еще и яблочек, и повидлочка, вы садитесь, садитесь. Полковник лебезил, и суетился, и опасливо поглядывал на дверь, и непрестанно бормотал, кивал, вытягивал губы – пытался изобразить улыбку. Потом дверь с грохотом распахнулась, визгнув вывороченным замком, а в руках Павла и Сергея оказались пистолеты.

Трое вбежавших получили по пуле в переносье. Четвертый, отброшенный пулей в бронежилет, получил вторую в глаз и успел взвизгнуть, падая на пол. Еще двоих Сергей сбил у лестницы – от автоматной очереди в упор они дергались, как марионетки, нелепо махали руками. Больше снизу не лезли. Полковничий кабинет находился на втором этаже, в конце короткого коридора, начинавшегося лестницей. Уйти можно было только по ней. Или в окно – пустое, с единственным уцелевшим стеклянным краешком, застрявшим в углу рамы. Пули выбивали ямки в бетоне потолка, вспарывали борозды в побелке. Во дворе затукал, зачихал крупнокалиберный пулемет. Сергей, выглянувший в окно на другой стороне коридора, крикнул: «Обе машины подожгли!», а Павел, зашипев сквозь зубы, рубанул полковника рукоятью в переносицу. Снизу, с лестницы, в коридор кинули гранату. Сергей отфутболил ее назад, прыгнул в комнату. Грохнуло, высадив коридорные окна.