Искусство существования - Вячеслав Пьецух

– Ты знаешь, – сказал ей Авель Сергеевич, – сколько после смерти Ньютона осталось денег? Двадцать тысяч фунтов стерлингов! А что он, собственно, изобрел?! Закон всемирного тяготения, только и всего, а так он все больше алхимией занимался, свинец в золото превращал. Вот если бы он изобрел такую втулку на ось моста, чтобы колесо было снять невозможно, вот тогда бы он был гений и молодец!

Жена молчала-молчала, потом сказала:

– Ты прямо психический какой-то, Авель Сергеевич, ну тебя!

Эти слова Молочкова донельзя поразили, и он даже оторвался от своего чертежа, ибо, во-первых, жена была молчаливая женщина, а во-вторых, он от нее во всю жизнь и полслова критики не слыхал. Тогда он понял: что-то окончательно сломалось в его судьбе; что-то окончательно сломалось в его судьбе, если на него взъелась жена, последний друг и подельница до конца.

Дальнейший фатум Авеля Сергеевича неизвестен. Наутро его еще видели идущим по дороге на Новые Михальки, с посошком в руке и котомкой через плечо, но дальше следы его теряются среди просторов нашей России, в которой, впрочем, человеку всегда найдется дополнительный уголок.

2001

* * *

Однажды поздней осенью на 169-м километре Новорижского шоссе глава администрации одного из городков Тверской области по фамилии Петухов сбил на своем автомобиле «порше-кайен» взрослую лосиху, которая была размером с маленького слона. Отсюда такая версия: не то чтобы Петухов сбил лосиху, а скорее между ними произошло обоюдное столкновение, тем более что животное внезапно выскочило на трассу из перелеска и понеслось против движения, разгоняя встречные транспортные средства, да еще угодило передними копытами в лобовое стекло петуховского автомобиля, сломав при этом градоначальнику три ребра с правой стороны и запястья обеих рук. Лосиху отправили в ветеринарную лечебницу во Ржев, а Петухова отвезли в областную клиническую больницу, где он пролежал месяца с полтора.

Пока он залечивал свои раны, в области развернулась отчаянная кампания против администрации вообще, которую спровоцировали туземные защитники окружающей среды и живо поддержала тверская общественность из так или иначе задетых безобразиями новейшего времени, как то обездоленная интеллигенция, энергетики, которым полгода не давали зарплату, и другие мирные граждане, впрочем, всегда нацеленные на возмущение и протест.

В частности, ведущие областные газеты постоянно публиковали обличительные статьи против «распоясавшегося» Петухова, пострадавшей лосихе, по результатам нескольких локальных референдумов, присвоили кличку Звездочка и обязали власти построить ей отдельный вольер, оппозиция в областной думе потребовала ежегодно приспускать национальный флаг в день трагедии на дороге, прокурор было открыл уголовное дело против Петухова, но тут же и закрыл за отсутствием в УК Российской Федерации соответствующей статьи.

Между тем жена градоначальника ни разу не пришла его навестить, поскольку она тоже сочувствовала лосихе, но под выписку все же прислала мужу в больницу свежую рубашку и старые вельветовые штаны.

По возвращении домой Петухов что-то стал частенько посиживать у кухонного окна, подперев голову кулаком. Он сразу заметил, что какие-то подозрительные личности собираются возле его подъезда, как только стемнеет, и с перепугу две недели из дома не выходил.

* * *

Как это вообще водится в добрых русских семьях, у хозяина было домашнее прозвище Проша, у хозяйки – Мутер, на том, видимо, основании, что ее прабабка была поволжской немкой из Сарепты, где когда-то выделывали лучшую горчицу в России, от которой валились с ног дамы и слабаки.

Жили Проша с Мутером, что называется, душа в душу и благополучно встретили «золотой» юбилей своего супружества, причем еще вполне жизнеспособными и даже жизнерадостными людьми.

К юбилею хозяйка приготовила мужу золотые запонки, а Проша решил сделать жене какой-нибудь небывалый, изощренный подарок, нечто знаменующее прожитые годы, чтобы решительно ошеломить супругу, наследников и гостей. Он долго думал, то и дело пересчитывал тайные сбережения, мучился, изощряя свою фантазию, но в конце концов ему было озарение и он понял, чего хотел.

Недели за две до юбилея Проша отправился на Птичий рынок и купил за сто рублей попугайчика-жако, который был чуть крупнее обыкновенного воробья. Как раз две недели ушли на то, чтобы научить птицу кое-каким словам.

Когда наступил долгожданный день, когда наследники и гости собрались в одном из кабинетов ресторана «Славянский базар», расселись кто где и уже выпили по первой за юбиляров, хозяин достал из-за пазухи своего попугайчика-жако, и тот дурным голосом говорит:

– Проша хороший. А Мутер – дрянь! дрянь! дрянь!

* * *

А вот печальный анекдот из времен сравнительно давних, но, как ты его ни толкуй, все-таки анекдот. Саша Ключник еще совсем мальчишкой серьезно влюбился в свою одноклассницу Татьяну Каракозову и несколько лет преследовал девушку, задаривал ее копеечными безделушками и страдал. Каракозова, в свою очередь, и не отваживала Сашу, и не то чтобы отвечала ему взаимностью, а так… как говорится, хвостом вертела и даже обращалась с ним несколько свысока. Между тем Саша был много старше своей избранницы и ему уже давно исполнилось восемнадцать, так как он второгодничал в четвертом классе и два года сидел в седьмом.

Окончательное объяснение между молодыми людьми произошло на выпускном вечере, который состоялся 21 июня 1941 года, в ночь с субботы на воскресенье, в подсобке химического кабинета, в тот час, когда в окна школы ударили первые солнечные лучи. Саша получил решительный отказ, и, кроме того, любимая сообщила ему под большим секретом, что собирается замуж за военного, артиллериста, командира гаубичного полка.

Это сообщение Сашу доконало; он долго бродил по пустынным улицам города, несколько раз принимался плакать, утираясь бабкиным батистовым платком с монограммой, нечаянно оказался у железнодорожного вокзала, сел в первый попавшийся пригородный поезд и пустился куда глаза глядят, обессилевший от слез, одиночества и тоски. Он сошел на какой-то маленькой станции и двинулся наугад сначала полем, потом какими-то перелесками, потом опять полем, и так пропадал трое суток, бродяжничая окрест. Уже немцы вовсю бомбили наши западные города, уже отбивался от гренадеров 45-й дивизии вермахта гарнизон Брестской крепости, уже пали Вильнюс, Гродно, Белосток, Кобрин, а он все шатался по полям и перелескам, пока не попытался броситься под поезд № 69 Москва—Казань. Однако попытку самоубийства Саша совершил так неловко, что ему только отрезало ступню правой ноги, и его, истекавшего кровью, подобрал путевой обходчик по фамилии Казачков.

Когда Саша долеживал последние дни в больнице, его навестил следователь военной прокуратуры, битых два часа задавал ему коварные вопросы, что-то записывая себе в тетрадочку, и ушел. Вечером того же дня к больнице подкатил «воронок», и юного инвалида отконвоировали в тюрьму.