Крик новорожденных - Джеймс Баркли

Объявляющая Боль вздохнула и провела руками по волосам.

— Сейчас с ними сидит Шела. Мы перевели их в одну комнату, чтобы они были вместе. Оссакер молчит. Он отказывается говорить. Мы промыли и перевязали ему руку. К счастью, ожоги оказались не очень глубокими. Если бы Ардуций не вмешался, Гориан мог бы лишить Оссакера руки. Ему повезло с защитником, однако сам защитник находится в плохом состоянии. У него сломаны оба запястья. Одно плечо снова вывихнуто, а левый локоть раздулся, как больной мочевой пузырь. Я наложила шины на переломы и вправила плечо. На локоть каждый час кладем лед. Но меня тревожит его подвижность в будущем. У него такие хрупкие кости!

— Но их раны заживут, — вступила в разговор Эстер. — И это значит, что мы сможем заняться их эмоциональными и психическими ранами. Их гораздо труднее оценить и вылечить.

— Ты сказала как раз то, о чем я подумал, — отозвался Кессиан. — Утром я поговорю с Горианом. Нам надо до конца разобраться с тем, что он думает. Я льщу себе мыслью, что он по-прежнему благоговеет передо мной и даже временами меня побаивается, что неплохо, как вы наверняка согласитесь. Он уже проявлял дурные наклонности. Помните, когда он рос? Каким серьезным он всегда был и как легко выходил из себя? И помните: когда у Миррон произошел прорыв, он тоже прибег к насилию. Разница в том, что на этот раз его способности были намеренно использованы для того, чтобы причинить вред. Что мы запретили делать раз и навсегда. Я до него достучусь. Обязан. А пока, Гвитен, поговори с дочерью. Я уверен, ты знаешь, какой будет ее реакция.

Гвитен пожала плечами.

— Она сделает то, что делает всегда, когда Гориан совершает проступок. Она начинает с того, что выражает свое негодование, а заканчивает тем, что оправдывает его поступки. Мы все знаем, отчего это. — По комнате пронесся сухой смешок. — Не думаю, чтобы что-то изменилось.

— Да уж, — согласился Виллем. — Но все же мы можем этим воспользоваться. Гориан будет к ней прислушиваться, так ведь? В конце концов, это чувство не одностороннее.

— Не стоит обольщаться, — возразила Меера. — Мне неприятно об этом говорить, но он хитрит. Он очень мил с ней, когда ему это нужно. Не удивляйтесь, если он будет воплощенным очарованием в течение пары дней, пока не решит, что с него снята опала. Мы это уже проходили.

— А остальные двое? — спросил Кессиан.

— Дайте им отдохнуть ночь, посмотрим, какими они проснутся, — предложила Дженна. — У Оссакера не видно признаков болезни из-за происшедшего, что надо признать благословением. Судя по тому, что рассказал Ардуций, Оссакер гордо противостоял Гориану, это что-то новое. Ардуций… Ну, Ардуций — это Ардуций. — Все снова тихо засмеялись. — Втайне он будет злиться на Гориана до конца дуса, наверное, но он — прирожденный дипломат. Он быстро всех снова объединит. По-моему, большая часть его гнева вызвана позицией Гориана, а не собственной физической болью.

Кессиана ободрило услышанное. Ступени объединялись и шли вперед.

— Хорошо, — подытожил он. — И последнее. Эстер, я знаю, что всегда обращаюсь к тебе. Но если предположить, что происшедшее хотя бы в общих чертах, а не в подробностях просочится в город через слуг, нам придется подготовить ответ. Вам с Элсой Геран нужно действовать сообща. Нужно, чтобы орден выступил на нашей стороне, пусть даже через чтицу, которая верит в то же, что и мы, и должна не меньше нас опасаться канцлера.

— Конечно, Ардол, — отозвалась Эстер.

— Только после того, как мы успокоим всех Восходящих, мы поговорим с Оссакером о том, что он узнал. У меня есть ощущение, что это станет настоящим прорывом, но нужна более подходящая атмосфера. Так ведь?

Все кивнули. Кессиан с трудом поднялся, опираясь на две палки.

— Тогда давайте отправимся в постели. Да осенит вас Бог покоем и благословением, пока не пробудит светом зари.

* * *

Глубокую тишину ночи нарушали лишь едва слышные звуки, издаваемые спящими — Шелой Хаси и Ардуцием. Оссакер прислушивался к узорам, которые они создавали своим дыханием, а его веки смаргивали призрачные формы, плывущие сквозь слепоту. Глубокое и ровное дыхание Шелы соответствовало неподвижности тела, Ардуций же шмыгал носом и вздыхал. Оссакер улыбнулся в темноте: благодарность другу снова переполнила грудь.

— Ты не спишь, Ардуций, — тихо сказал он.

— Да, — ответил тот. — Не могу заснуть. Больно. Как твоя рука?

— Ничего. — Оссакер рассеянно почесал повязку. От охлаждающего бальзама, которым Дженна намазала рану, пульсирующая боль не унялась. — Шела заснула, да?

— Да, до утра. Пока Дженна не придет снова ставить лед. Ух, какая это гадость!

— А это помогает? — спросил Оссакер, представив себе, как содрогнулся Ардуций.

— Только притупляет боль. Она все равно остается. И пальцы у меня все время покалывает.

— Ты мне доверяешь?

Ардуций несколько мгновений молчал.

— Я? Ну конечно. Что за странный вопрос ты задал посреди ночи!

— Я могу тебе помочь, — предложил Оссакер. Сердце отчаянно колотилось у него в груди. — Если ты мне позволишь.

— Помочь мне в чем?

— Мне кажется, я могу тебя исцелить. — Оссакер подвинулся и приподнялся на здоровом локте, чтобы смотреть в ту сторону, где лежал Ардуций. — Если ты разрешишь мне попробовать.

Опять воцарилось молчание. Оссакер чувствовал, как Ардуций все взвешивает. Он поправился после множественных переломов хрупких костей только потому, что Дженна Кессиан хорошо находила точное место перелома, а хирурги Вестфаллена под ее руководством умело фиксировали конечность или палец. А вот теперь Восходящий, прорыв которого произошел меньше двух лет назад, предлагает ему нечто неопробованное и совершенно новое. И оба они на личном, неприятном и болезненном опыте узнали, какой риск связан с проверкой новых способностей.

— Ты именно об этом не захотел говорить Гориану?

— Да, это причина, по которой ты здесь лежишь.

— Мне будет больно? Тебе будет больно?

— Не думаю, — ответил Оссакер. — Нет, если я все правильно сделаю.

В ответ на это Ардуций даже сумел засмеяться, и небольшая неловкость исчезла.

— Ну, несомненно.

Оссакер тоже улыбнулся. Он переместился ближе к другу, подвинувшись на кровати. Их разделяло расстояние примерно в пару футов. Шела была у двери: она спала в кресле, положив ноги на мягкий стульчик.

— Ну?

— Ты уверен, что сможешь?

— Я дам тебе знать, — пообещал Оссакер.

— Очень смешно, — пробурчал Ардуций. — Просто убери боль, этого хватит. И говори мне, что будешь делать.

Оссакера захлестнула волна гордости. Ему доверяют. Чудесное чувство!

— Я тебя не подведу.

Оссакер закрыл глаза и сконцентрировался. Он дышал медленно и осторожно. Затем он вытянул руки и, растопырив пальцы, начал медленно шевелить ими, словно играл на невидимой кифаре. Насторожившись, мальчик прислушивался к скрипу потолочных балок и кроватей, на которых они лежали.