Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов

Немецкие магазины!» Публика, случайная (вроде нас), все прибавляется и молчит, как немая. (Вообще, тишина была, точно во время богослужения). Власти абсолютно бездействовали. Погромщики находились внутри магазинов, и я их не видала, а грабители ничего страшного, ни злобного из себя не представляли: обыкновенная городская чернь, хулиганы, бабы, мальчишки, которых вначале ничего не стоило разогнать пожарной кишкой. Настроение «чистой» публики было смешанное. Те, которых возмущало это безобразие, испуганно молчали, иные – сочувственно улыбались. Мимо нас прошел студент с дамой. Студент сказал: – Здорово! Молодцы ребята!.. – Какой-то пожилой извощик нахлобучил шапку и провздыхал: – Господи, и что только делается… <…> Вдруг, повернув с Неглинного, в самый центр погромщиков вошла процессия с портретами Государя и Николая Николаевича. Ее приветствовали криками «Урра-а-а!» Процессия остановилась перед разверзнутыми окнами и дверями магазинов, постояла и поплыла дальше, меся ногами батист, ситцы, обломки стульев, посуду… Это позорище продолжалось целый день и целую ночь 28-го и весь следующий день. Перебиты и разграблены все магазины с иностранными фамилиями. Циндель, Мандль, Жирардов, фотограф Фишер… У Циммермана и Офенбахера летели, как щепки, из окон – рояли, тысячные скрипки… В Петровских линиях разнесен и смешан с пылью и грязью прелестный книжный магазин Гросман и Кнебель, уничтожены драгоценные издания, пущен по ветру труд многих поколений. К вечеру начались пожары и вторжения в частные квартиры. Уничтожены фабрика и аптекарский магазины Феррейна, Келера, Эрманса, которые снабжали нас всех и лазареты медицинским товаром. На фабрике Шрадера убили владельцев, утопили дочь… Ужас!.. И вплоть до вчерашнего дня, т. е. больше суток, наши власти – кн. Юсупов, градоначальник Адрианов и «кадетский депутат» городской голова г. Челноков – предоставили городским подонкам на срам и разграбление Москву. Поразительно, что русские погромы всегда происходят под сенью царских портретов. Национальные флаги, «портрет» и погром… Символическая троица… <…>

И Стась, и Миля, и вернувшиеся из Москвы Клара с Алей, а сегодня Гуго – все рассказывают все более и более страшные подробности о погроме. Громили во всех частях города. На окраинах врывались в частные квартиры, требовали документы у хозяев – и в некоторых случаях – русских людей с немецкими фамилиями – грабили и били за то, что они «в душе – немцы». Убили старуху Энгельс, известную благотворительницу, у которой два сына офицера, сражаются в нашей армии, разнесли лазарет Шёна, немецкую богадельню (несчастные старухи откупались от громил за 12–20 рублей), разорили подмосковные усадьбы Кнопа, Вогау, Бокельмана и еще, еще… Грабили все – и солдаты, и рабочие, и городовые, и бабы, и мальчишки, и «приличные» обыватели. Ночью запылали пожары – и только на другой день власти нашли, что пора положить конец «патриотическим манифестациям»… Солдаты стали стрелять, казаки бить нагайками – и сразу водворился «образцовый» порядок. В больницы возят кучи трупов – частью убитых, частью перепившихся насмерть… Вчера кн. Юсупов напечатал во всех газетах приказ, коим запрещается всем жителям Москвы выходить из дому позже 10 часов вечера, и все едущие на вокзал или приезжающие с вокзалов позже этого часа должны иметь на это разрешение от градоначальника! (Как это устроить – ни один мудрый Эдип не разрешит).

Июнь

Л. А. Тихомиров, 1 июня

Пьянство началось с разгрома немецких винных складов. <…> Пожаров возникло множество (во всяком случае, более 40). Семнадцать частей наших пожарных разрывались в усилиях и не могли справиться. У меня из окон целый день 29 мая и значительную часть 30 мая видны были в направлении центра высокие облака дыма. <…>

Поведение полиции 28 мая вполне пассивное. Малочисленные городовые только смотрели и посмеивались. Мне говорили об одном городовом, который крикнул громившему, безуспешно трудившемуся под окном: «Да ты бей сверху». Я спрашивал, однако, извозчика хорошо видевшего погромы, неужели полиция не мешала громить? «Какое – мешала! – ответил он, смеясь, – помогала». Даже 29 мая, по рассказу очевидца, Никольская, Ильинка, Лубянская площадь и т. д. представляли непостижимое зрелище. Все покрыто сплошной толпой, пронизанной цепями городовых и солдат с примкнутыми штыками. В такой обстановке идет погром! Чистая публика стоит и смотрит, а оборванцы громят. Пылают два дома. Пожарные их тушат, а громилы им мешают. Нечто непостижимое! Лишь к концу дня, говорят, солдаты стали стрелять, причем был дан приказ: не делать промахов, но целить в ноги. <…>

Боюсь, что если война не окончится блистательно, то у нас будет революция без сравнения сильнейшая, чем в 1905 году.

Н. Н. Врангель, 2 июня

Главноначальствующим Москвы недавно назначен князь Юсупов – один из глупейших людей Российской Империи, известный тем, что ему «удалось» полученные им за женой 50 миллионов рублей сократить более чем на половину. Будучи крайне скуп, Юсупов, желая увеличить упавшее ему с неба состояние его жены, пускался в разные аферы и, конечно, достиг результатов печальных. Москва, столько лет прекрасно жившая без генерал-губернатора, получила в подарок это сокровище, вероятно, лишь за то, что сын Юсупова женат на дочери Великого Князя Александра Михайловича и, несмотря на свою всем известную склонность к лицам одного с ним пола, – ухитрился сделаться отцом.

За эти доблести отец «героя» и назначен искоренять крамолу москвичей и изгонять «немецкое засилье» разных московских Эрленгеров и Кнопов. Результаты такой деятельности уже сказались: московские хулиганы, подстрекаемые глупыми приказами нового начальника, начали громить немецкие фирмы, разграбили магазины и произвели постыдные бесчинства.

В. Шевелев, 3 июня

Оставляя в стороне все другие подробности, хочу сообщить Вам только то, что, по моему мнению, представляет особенное значение. Проходя 28 мая у Мясницких ворот в тот момент, когда толпа с национальными флагами и портретами императорской фамилии приближалась к магазину Эйнем, я был очевидцем следующего. Когда толпа подошла к магазину Эйнем, один из несших национальный флаг ткнул этим флагом в оконное стекло соседнего магазина

Эрманс и сделал в нем дыру. В это время присутствующий здесь же, в толпе, чин полиции (судя по форме – околоточный надзиратель), взглянув на какую-то бумажку, находившуюся у него в руке, замахал рукой и крикнул: «Этого нельзя, за это нам достанется». Толпа, разгромив магазин Эйнем, магазина Эрманс больше не тронула. Это было в 3 ч дня.

Вечером же, когда я проезжал на вокзал (около 10 часов вечера), я увидел, что и магазин Эрманс уже разгромлен.

«Вечерний курьер», 5 июня

Товарищество «Русская Лента» на этой неделе приступает к съемкам картины «Немецкий прибой». Картина эта делится на несколько серий и рисует ряд