Лондон. Полная история города - Джейми Салливан

за торжественным обедом; мотов, которые пьют и развлекаются в веселом доме; бедную девушку, которая теребит пеньку в Брайдуэлле[190]; видим, как вор делит добычу со своими сообщниками и пьет пунш в погребке, открытом всю ночь, и как он кончает свой путь на виселице»[191].

Начало промышленной революции

Развитие сукноделия привело к росту цен на шерсть, в результате чего стало выгоднее разводить овец, нежели выращивать пшеницу и прочие зерновые культуры. Дворяне-землевладельцы начали прогонять арендаторов, и одновременно пользуясь своим влиянием, стали захватывать общинные земли. Созданные пастбища огораживались изгородью или глубокими канавами, поэтому массовое изгнание крестьян получило название «огораживания». Лишившись земли, крестьяне устремлялись на заработки в города, где росло количество ткацких цехов.

Промышленная революция началась с овец… Нет, не совсем так — она началась с летающего челнока, изобретенного Джоном Кеем. Челнок Кея, катящийся на роликах по особой доске, ходил туда-сюда автоматически, под действием молоточков-погонялок. Ткач меньше работал руками и, что было важнее всего, мог производить широкие полотна (например — для парусов) в одиночку, а прежде для этого требовалось два работника.

Характерный стук ткацкого производства стал одним из привычных городских шумов. Лондон середины XVIII века можно было назвать «городом ткачей». Разумеется, здесь были широко представлены и прочие производства, но ткани лидировали с большим отрывом. Не очень благозвучная, но крайне точная поговорка того времени гласила, что «овцы гадят золотом, а ткачи превращают это золото в слитки». Рост Лондона во многом определялся развитием текстильного производства. Сначала на окраине ставили мануфактуру, а рядом с ней — дома для рабочих, затем здесь появлялась «необходимая инфраструктура» — трактиры, магазины, мелкие мастерские, а со временем начинали строить дома для зажиточных горожан… Лорд-спикер в палате лордов восседает на мешке с шерстью[192], но и мэр Лондона, с полным на то правом, мог бы завести себе такое же «кресло».

Нет, наверное, промышленная революция началась не с летающего челнока, а с механической прялки «Дженни», изобретенной Джеймсом Харгривсом в 1764 году. Это революционное изобретение увеличило производительность труда прядильщика в шесть раз… В результате пять из шести ткачей лишились работы… Знаете, как был вознагражден Харгривс? Разгневанные безработные прядильщики разгромили его дом в городе Стэндхилле, после чего Харгривсу пришлось переехать в Ноттингем.

Ну а если уж говорить серьезно, то промышленная революция началась с первого промышленного прядильного предприятия, открытого в 1772 году в Кромфорде[193] Ричардом Аркрайтом. Фабрика Аркрайта использовала энергию водяного колеса, первоначально на ней работало около двух сотен рабочих, а затем их число увеличилось.

К концу XVIII века производства практически вытеснили фермы с лондонских окраин, да и в черте города их возникло много. Если прежде самым выгодным помещением денег после оптовой торговли считались питейные заведения, то сейчас на первое место вышли фабрики.

Букингемский дворец

Джон Шеффилд, первый герцог Бекингем и Норменби, был близким другом короля Якова II. Во время Славной революции Шеффилд соблюдал нейтралитет, что, с одной стороны, обеспечило ему расположение Вильгельма III, а с другой — это расположение было далеко не таким выраженным, как у прежнего короля. В 1703 году Шеффилд построил в Лондоне резиденцию, известную как Букингемский дом. В том же году он получил от королевы Анны герцогский титул. В 1721 году Джон Шеффилд скончался, а его сын и наследник Эдмунд умер в 1735 году, после чего герцогский род пресекся. Все имущество перешло к незаконнорожденному сыну сэра Джона Чарльзу Герберту Шеффилду, который в 1762 году продал Букингемский дом королю Георгу III за умопомрачительную сумму в двадцать одну тысячу фунтов.

Георга III, эстета и сибарита, не устраивал скромный (очень, надо сказать, скромный) Сент-Джеймсский дворец на улице Пэлл-Мэлл, бывший королевской резиденцией с 1698 года, после того как пожар уничтожил Уайтхолльский дворец. Букингемский дом сам по себе был таким же скромным, с монаршьей точки зрения, но большой участок позволял развернуться фантазии. За семьдесят пять лет к дому добавили три «клона», образующие квадрат, в центре которого находится большой внутренний двор. Букингемский дворец официально считается главной резиденцией британских монархов с момента коронации королевы Виктории, состоявшейся 28 июня 1838 года.

Букингемский дворец — один из главных символов Лондона, а главным символом дворца стала церемония смены караула, проводящаяся незадолго до полудня. Отточенные движения королевских гвардейцев в ярко-красных мундирах и высоких меховых шапках сопровождаются музыкой в исполнении Гвардейского оркестра.

Музыканты играют разные произведения, от маршей до народных песен, иногда они могут исполнить и какой-нибудь современный хит, но знатоки считают, что наиболее торжественно звучит штраусовский «Марш Радецкого», который является полковым маршем Первого королевского драгунского гвардейского полка, почетным главнокомандующим которого некогда был австрийский император Франц Иосиф I.

Мятеж лорда Гордона

Георгианская эпоха в целом была спокойной, но, как известно, и в плам-пудинге[194] может попасться горошина острого перца. 2 июня 1780 года в Лондоне прошла антикатолическая демонстрация, давшая начало массовым погромам. Причиной стал парламентский Акт о папистах 1778 года, по которому католики после принесения присяги уравнивались в правах с англиканами. Мятеж получил название по имени лорда Джорджа Гордона, ревностного протестанта и наиболее агрессивного критика Акта о папистах.

Суть происходящего, как обычно, заключалась в конфронтации в высших сферах — Уильям Петти-Фицморис, второй граф Шелберн, стремился сместить Фредерика Норта, второго графа Гилфорда с поста премьер-министра, чтобы самому его занять.

Джон Сеймур. Мятеж лорда Гордона. 1879

Чарльз Диккенс с присущим ему мастерством рассказчика описал беспорядки 1780 года в своем первом историческом романе «Барнеби Радж».

«Пьяная, возбужденная успехом, озверевшая толпа жаждала деятельности. И как только была отдана команда окружить дом, одни полезли на ворота, другие спустились в узкий ров и оттуда карабкались на окружавшую сад стену, третьи ломали крепкую железную решетку и, пробивая себе путь, запасались при этом новым смертоносным оружием — ее железными прутьями. Когда дом был окружен, послали несколько человек взломать дверь сарая с садовыми инструментами, а тем временем остальные яростно барабанили во все двери, требуя, чтобы те, кто укрывается внутри, сошли вниз и отперли, если им жизнь дорога. Но на эти многократные призывы никто не откликнулся. Между тем посланные в сарай вернулись с мотыгами, кирками, лопатами. Вместе с теми, кто уже ранее запасся такими орудиями или вооружился топорами, кольями и ломами, они протолкались вперед, готовясь атаковать двери и окна.

У бунтовщиков было с собой не больше десятка смоляных факелов, но, когда приготовления к штурму были закончены, всем стали раздавать пучки горящей пакли на палках, которые так быстро передавались из