Большой шеф Красной капеллы - Валентин Томин

Вечером говорю с Кацем. Тебе надо бежать. Можно убежать оттуда, охраняли словаки. Риск был бы большой, могли подстрелить, но можно было. Тогда он мне говорит:

— Беги сам. Побег, может, удастся или нет, но поплатится жизнью моя жена и мои дети. Будь уверен во мне, я останусь, а ты спаси семью.

После этого я изменил план. На другой день мы должны были ехать. Надо ехать на ул. Соссэ, я говорю Бергу:

— Знаете что, — а он опять болен, — давайте пойдем, тут недалеко, еще двенадцати нет, зайдем в аптеку.

Я их уже так приучил.

Как-то говорю:

— Послушайте, я уезжаю и приезжаю, но французская полиция может нас задержать. Там многие работают на вас, но, может быть, есть немало, которые против вас. А у меня никаких документов, ни денег.

Я добился, что дали мне обратно документы, дали 500 франков на тот случай, если будет какая проверка.

Он говорит:

— Ну хорошо, давайте подъедем.

— Без нескольких минут двенадцать.

Я был уверен, что он пойдет со мной. Я знал, что наверху страшно много людей. Я возьму у него деньги, буду пробиваться к кассе. Если начну от кассы отходить — стрелять нельзя. Понятно, риск был риском. Но немцы не ходили в эту аптеку, было много французов. А он внизу говорит:

— Идите один.

Я отвечаю:

— Нет, идемте со мной, это же неприятная вещь.

Он еще смеется:

— Здесь, наверно, несколько выходов.

— Ну вот, вы мне не верите, пойдемте со мной.

Интересный психологический момент: две недели

до того мы были в квартире Каца. Считалось, что если меня кто будет искать из Разведупра, я нахожусь там. Он говорит:

— Смотрите, какое я имею к вам доверие. Нельзя до конца знать, кто вы. Вы могли теперь бежать.

— У такого порядочного человека! Что вы! Я же знаю!

Он отвечает:

— Вы знаете, я с первого момента имею к вам такую симпатию, что первое время соображал — если вы поведете себя по-другому и вас поставят к стенке, то я, немец, подойду к вам, подам вам руку, как приятель.

— Я очень это ценю, взволнован, но я, если бы с вами было так, как со мной, я сделал бы то же...

Короче. Я поднялся наверх, он остался внизу. У меня было все до минуты рассчитано. Как оттуда до метро, сколько займет.

Неверно, что я возвратился на вокзал Лазар. От вокзала автобусом, в Сен-Жермен. Там рядом был ребенок Джорджи. Там я должен был первый раз задержаться. Деньги были. Это шло как по расписанию. Вечером нашел Джорджи, через день со Спааком, а еще через два дня уже знаю, что не за чем было бежать. Станция, попавшая в руки немцев, использовалась только для пропаганды. Материалы, посланные Дюкло, он отправил их специальным курьером на подводной лодке в Лондон, оттуда в Москву к Димитрову. Все в порядке. Надо делать так, чтобы не порвать игру. Что я делаю. Сразу пишу первое письмо, беру одну из этих женщин, посылаю к швейцарской границе. В этом письме пишу так. Прошу меня не винить строго. Попал в аптеку. Ко мне подошел один из контрразведгруппы. Предупредил: «Отто, вы в опасности. В страшнейшей опасности. Я немедля должен с вами уехать». По всем данным, едем по направлению к Швейцарии.

Женщина едет к швейцарской границе и отправляет письмо на адрес зондеркоммандо Паннвицу.

Что ж там было около аптеки, я узнал позже. Что там делалось. Окружили, искали.

Суть была в чем. Во-первых, начали аресты. Потом идет второе письмо. Они потом спохватились, что я на швейцарской границе не был. Целая переписка началась. Вернулся в Париж, ухожу в подполье. Заявляю вам: я не буду портить игры. Ставлю одно условие: всех арестованных, которые не виновны, вы должны освободить. Должны освободить ребенка Джорджи{48}. За ребенком они отправили целую экспедицию. Ребенок находился в свободной Франции. Там послали что-то пять танков? Они думали, что это мой ребенок. Они не могли представить, что человек мог столько делать для женщины, которая была на шестом месяце, когда я с ней познакомился. Что это не его ребенок, в голову не могло прийти. Ребенка нашли и арестовали вместе с женщиной. Показывают ему мою карточку. Кто это?

— Папа Нану.

Я написал: если не освободите, ничего не будет. Тогда я уведомлю Москву, что произошло, и тогда вы снова под лошадью.

В это самое время установил контакт с партией, написал, что я бежал. По всем данным, возникла невероятная путаница. Они не могли понять — изменил ли я им или нет.

Если уж не верили людям из ЦК партии. Надо послать человека, знающего Париж, Францию, меня. Дайте ему поручение уточнить. Я говорю, самое лучшее для уточнения направьте жену. Потом я только сообразил, там поймут по-другому — я хочу вызвать жену... Ну я получил телеграмму такого содержания: «Поздравляем с побегом. Устранитесь от всего». По линия партии я договорился только насчет денег. У меня уже создавалась вновь собственная группа. Когда я вышел, у меня было много людей, которым угрожала опасность. Первый это был Алекс Лесовой. Прекрасный работник. Он ребенком приехал после Октября. Был в компартии, в Испании делал крупнейшую работу. Он руководил отделом, так сказать, миниатюрных диверсий. Готовил зажигательные бутылки и т. д. Здесь ему угрожало страшное. Его искали. Это были последние минуты. После моего побега удалось наладить контакт: говорю, тебе угрожает то и то, уходи в партизаны. Он ответил, ты меня спас, я остаюсь с тобой.

Мы с ним работали год до освобождения Парижа. Это был прекрасный человек. Тогда он принял группу контрразведки, чтобы немцам не дать шагу. Он координировал работу, чтобы всех уведомить. Тогда мы узнали уйму вещей. Тогда я узнал и в отношении Кента. Он был единственным человеком, который все знал. Кент был первый, кто повел их в Сен-Жермен. Сам пошел туда. Я как-то рассказывал ему, что эта женщина имеет ребенка, он пошел туда и ничего не добился. Потом послали Каца. Его страшно пытали, знали, что он был в курсе побега. Хотели узнать — с какими намерениями побег. Его расстреляли через два-три месяца после побега. Месть.

На всякий случай немцы начали освобождать людей. Эти люди были ни при чем.

Борьба эта шла до освобождения Парижа, теперь они и американцы распространяют, что Разведупр послал Кенту шифрограмму, чтобы все знали, что Отто изменник, если встретите, не давайте ему куска хлеба и т. д.

Но если так было сделано, то это хорошо. После побега они успокоились, что игра продолжается. Особенно когда я написал последнее письмо. Что наплевать мне на все. Но знайте одно — если узнаю, что снова арестовали кого невинного, тогда отвечайте сами. Вот так. Этими делами я больше не занимаюсь.

От Джорджи стали писать в газетах: Эдди, приезжай обратно, мы тебе простим все и т. д. У меня по телефону было два разговора в Паннвицем. Первым разговором он был очень доволен. Слушайте. У нас идут аресты. Я буду звонить еще через неделю. Если это продлится, пеняйте на себя. Второй разговор: заявляю, что я, возможно, возвращусь. Все будет зависеть от вашего поведения.