Большая книга ужасов — 6 - Эдуард Веркин

– С чего ты взял, что это Паровозов? – спросила Тоска.

– А кто еще? Вряд ли здесь будет призрак Петрова-Водкина[10]. Тут Паровозов. И этот Паровозов хочет…

– Чего? – спросили Тоска и Паша вместе.

– Жертвы, – сказал я. – Обычно призраки мечтают только об одном – о жертве. Достаточно одной жертвы, и он уймется…

– И кто может стать жертвой? – Паша заворочался.

– Я не могу стать, – сказал я. – У меня на плече защитная татуировка, призрак меня не возьмет. Мне ее один индеец сделал, он приезжал на фестиваль народных культур, мы с ним вместе томагавк метали. Тоска знает.

Про томагавк было правдой, про защитную татуировку нет. Кстати, томагавк стоил мне почти целого бивня мамонта, а бивень мамонта я, в свою очередь, выменял на настоящую поддельную саблю с Куликовского поля. А иначе нельзя – если тебе делают столь ценный подарок, нужно ответить чем-то достойным. Вот я и подарил индейцу бивень.

– А я… – начала Тоска.

– А ей я уже давно талисман подарил, – сказал я. – Ее тоже не возьмет. Вот такие дела. Кстати, Паша Воблин, ты знаешь, как призраки выбирают себе жертву?

– Как? – Голос у Паши дрогнул.

– Они ее нюхают. Если ты лег спать и вдруг слышишь, что рядом кто-то потихонечку втягивает воздух, знай, это призрак тебя вынюхивает.

– Уберите этот чертов занавес! – забился Паша.

– Куропяткин! – крикнула Тоска. – Прекрати немедленно! Нам тут еще истерик не хватало!

Я лежа пожал плечами, сбросил все-таки рюкзак, нащупал наконец рукоятку томагавка и вытащил его. Лезвие было достаточно острым, и я в два приема прорезал занавес. Выбрался наружу.

Быстро огляделся. Никого вокруг. Но вмятины на плюше занавеса остались. Сам занавес был большой, он накрыл и сцену, и оркестровую яму, и почти половину зрительного зала. В воздухе кружилась пыль так густо, что можно было рукой рассечь. Или томагавк повесить. Треугольные солнечные лучи пробивались откуда-то сверху, и я подумал, что интересно было бы взглянуть, как устроена тут система светопередачи. Наверняка сделана весьма талантливым инженером. Как и все здесь.

– Эй, Куропяткин, – зашевелилась под занавесом Тоска, – может, все-таки ты собираешься нас отсюда вытащить? А то я в пыли задохнусь…

– Собираюсь, – сказал я. – Если вы не будете вопить, орать и паниковать.

После чего я определил, где под занавесом находится рояль, забрался на него и вырубил в плюше квадрат метр на метр. И из этого квадрата вылезли Тоска и Паша. Тоска протянула мне рюкзак.

– Этот придурок все специально подстроил. – Паша сразу на меня наехал. – Он отцепил занавес, чтобы он на нас свалился! А теперь спасителем хочет выглядеть! Он тут все подстроил! Это ловушка!

– Кто на кого свалился? – Я стал привязывать к рукоятке томагавка шнур. – Ты уточняй…

– Не удивлюсь, если он сюда еще своих приятелей притащил! – орал Паша.

– Тех, что я на острове загрыз? – усмехнулся я.

Тогда этот тип навел на меня свой фотик и цыкнул прямо в лицо фотовспышкой.

Тогда я взял и швырнул томагавк. Паша ойкнул и присел, томагавк просвистел в воздухе и воткнулся в дерево. Попал, как всегда. Лезвие глубоко врубилось в стол, дерево оказалось не бутафорским, настоящим. Я перехватился за веревку и легко вскарабкался на сцену. Вытащил Тоску и Пашу. Хотя Пашу, конечно, следовало оставить.

– Мы с тобой еще разберемся. – Паша кивнул в сторону томагавка. – Ты у меня еще заработаешь. Мой брат, кстати, боксер, первый взрослый разряд. И он не обо мне позаботится, он о тебе позаботится. А пока… пока вы как хотите, а я потихоньку отваливаю…

И Паша направился к выходу из зрительного зала.

– Паша, лучше не надо… – Тоска попробовала схватить Пашу за рукав. – Давай лучше вместе…

– А пускай идет, – сказал я. – Ты его не держи. Ты, Тоска, фильмы ужасов любишь? Любишь, я же знаю. Самая главная ошибка всех героев фильмов ужасов состоит в том, что они расходятся. Одна негритянка идет купаться, другой чувак отправляется свет включать, а какой-нибудь долговязый тип с удивительными часами слышит странный стук… И их чикают поодиночке. Пусть идет, я его родителям на Новый год открытку пришлю…

Паша остановился. Я подошел к карликовому баобабу, в котором завяз мой томагавк, дернул. Топорик сидел крепко, просто так и не выдернешь. Я даже ногой уперся. Дернул. Топорик со стоном вышел из древесины. По стволу потекла вязкая красная жидкость.

– Кровь… – прошептал Паша. – Из дерева кровь течет…

– Действительно, кровь? – спросила Тоска.

– Не знаю… – сказал я. – Надо попробовать…

И я протянул палец, чтобы попробовать. Нет, на самом деле я совершенно не собирался лизать эту дрянь, к тому же, судя по цвету и вязкости, она совсем не была кровью. Кровь так не течет. Из дерева сочилось что-то вроде вываренного кленового сока.

– Не надо, – попросила Тоска. – Лучше не трогай…

Я пожал плечами, вытер лезвие о занавес и направился к выходу из зала. Тоска и Паша двинулись за мной. Молча.

Мы вышли в вестибюль со страшными картинами. Здесь было темно, по полу тянулись бледные полоски пробивающегося из-за портьер света, что придавало Дому культуры еще больше загадочности.

– Вот, – указал я томагавком, – вторая лестница. Лестница ведет на галерею. По идее, где-то там и жил Паровозов. Наверное…

Я подошел к лестнице и стал подниматься по ступенькам. Ступеньки хрипло скрипели, даже не скрипели, а как-то завывали. Томагавк я держал на плече, на всякий случай. Тоска и Паша не отставали.

Галерея оказалась в гораздо худшем состоянии, чем я предполагал. В полу красовались здоровенные дырки, в некоторых местах не хватало одной, а то и двух досок. Приходилось прыгать. Тоска прыгала легко, она находилась в прекрасной спортивной форме, молодец. Этот долговязый Паша тоже спокойно справлялся с затруднениями – он просто перешагивал дыры. Я тоже сначала попрыгал, но мне это быстро надоело, я оторвал от стены длинную доску и клал ее перед собой, а потом переходил по ней дырки в полу.

Вообще, мне казалось несколько странным, что галерея так сильно повреждена. С какой это радости пол был раздолбан?

И как только я начал думать об этом, я понял, что здесь что-то не так. И когда Паша ступил на большой сохранившийся фрагмент пола, я крикнул:

– Стой!

Паша был самолюбив и на мой окрик никакого внимания не обратил. И провалился. С хрустом и каким-то неприличным звуком.

Впрочем, Паше повезло – он успел раскинуть руки. И застрял в дыре.

– Тонька! – позвал Паша.

Тоска шагнула было к нему, но я рявкнул: