Вестники времен: Знамя над Тауэром - Андрей Мартьянов

Гунтер напротив пребывал в смятении. Что же это такое? Ну, не бывает домовых, не бы-ва-ет!!! Покажите лучше ожившую египетскую мумию, или скажите, что Адольф Гитлер потомственный еврей-ортодокс и каждую субботу ходит в синагогу! Ха, а не есть ли это шуточки Лорда? Впрочем нет, сэр Мишель видел эту животинку и отнесся к ней спокойно, будто домовые здесь стаями бродят и ведут светские беседы с хозяевами о смысле бытия. И раньше-то не очень верилось во все эти старушечьи сказки про домовых, духов рек и кобольдов, а тут — на тебе! Врал Лорд, говоря, будто вокруг реальная история, описанная в школьных учебниках и известная по книгам! Да, король Ричард есть, в крестовые походы ходят, с девицами на сеновалах резвятся, мясо и вино самые настоящие, но ни в каких исторических справочниках и энциклопедиях не написано, что, допустим, Фридриху Барбароссе домовой штопал портянки! Кошмар!

Но, однако, следует припомнить появившуюся после разговора с Лордом догадку — искренняя вера способна материально воплощать объект веры. Сэр Мишель, например, да и наверняка все прочие обитатели замка, по большей части суеверные крестьяне, взятые в господский дом для прислуживания, непритворно верят в существование мохнатого хранителя дома, так почему бы их уверенности не воплотиться в виде такого вот говорящего создания. Это, между прочим, и объясняет, отчего я его вижу. И почему домовой в меня не поверил. Просто мы очень чужие друг для друга. Просто. И давайте, господин Райхерт придерживаться своего принципиального решения — ничему не удивляться, но обо всем расспрашивать. Может быть, жизнь этого времени станет для вас хоть чуть-чуть понятной.

Пока Гунтер сидел, привалившись к сыроватой каменной стене, погруженный в свои размышления, сэр Мишель проводил взглядом домового, на всякий случай прочел про себя молитву — домовой, это, конечно, здорово, но священник всегда утверждал, будто они порождение лукавого, как и все твари, коим поклонялись язычники — и, обернувшись к германцу, протянул ему руку, помогая подняться.

— Что так напугался? — поинтересовался рыцарь. — Неужели в твоем маноре домового не было? Как же вы жили-то?

— Не было, — мелко кивнув, подтвердил Гунтер. — У нас их вообще не было. Разбежались, надо полагать.

— Нехорошо домовых распугивать, — серьезно сказал сэр Мишель, покачав головой. — Ладно, пошли вниз. Слышишь, приехал кто-то? Надо думать, папа вернулся из деревни.

И в самом деле — из бойниц-отдушин донесся стук копыт. Спустившись на первый этаж башни, сэр Мишель и Гунтер вышли во двор и первым делом узрели бейлифа графства сэра Аллейна д'Эмери, передававшего конюху поводья своей лошади. Рядом с ним стоял господин барон де Фармер, а позади виднелась красная физиономия королевского сержанта.

Сэр Мишель обмер и схватил Гунтера за плечо. Не иначе сейчас потащат в монастырь Святой Троицы на аббатский суд, а потом заставят новый колодец рыть заместо загаженного. Но, судя по всему, у бейлифа были другие причины посетить барона Александра. Сэр Аллейн, сопровождаемый хозяином дома, прошел мимо сэра Мишеля и его оруженосца в зал, и лишь холодно кивнул рыцарю.

— Трапеза подождет, — барон обернулся к сыну, а лицо его было серьезное и озабоченное. — У нас важный разговор с господином королевским бейлифом, так что будь так добр не мешать нам.

Сэр Мишель, облегченно вздохнув, улыбнулся и потянул Гунтера во двор.

— Пошли в кузню, покажу, какие наш кузнец Бернар замечательные мечи кует. Если захочешь — выберешь себе заместо твоего… ов… автомата! Добрый клинок понадежнее будет.

* * *

— Барон человек богатый, а зеркал до сих пор не завел. Или их не изобрели еще? — бурчал под нос Гунтер, тщетно пытаясь начисто выскрести подбородок маленьким кинжалом, склонившись над широкой миской с водой, в которой колыхалось его мутное отражение. Этот клинок был самым миниатюрным из имевшихся в кузне. К завершению операции, поименованной германцем как «бритье оруженосца» на лице уже имелось три пореза — отсутствие зеркала и мыльной пены, а также непривычный и неудобный инструмент превращали самую простую и обыденную в прошлом процедуру в изощреннейшую пытку.

Гунтер совершенно не учел того обстоятельства, что во времена, сопутствующие крестовым походам, бриться не любили, и большинство мужчин носили бороды. Но когда Гунтер коснулся ладонью своей щеки и ощутил под пальцами изрядно отросшую жесткую щетину, он понял, что перебороть самого себя не в состоянии и, хочешь не хочешь, а приводить в порядок лицо придется. К тому же он не очень хорошо представлял себе, как будет выглядеть с бородой.

Втолковывать свою мысль сэру Мишелю пришлось долго, ибо рыцарь не совсем понял, о чем идет речь, а когда, наконец, сообразил, то жутко возмутился, произнеся пламенную речь, суть которой сводилась к тому, что борода есть непременный атрибут мужественности, и ежели таковая растет, то сбривать ее сущее преступление. Правда, у самого рыцаря даже намеков на бороду не было — лишь над верхней губой произрастало нечто, способное со временем превратиться в густые светло-русые усы.

Когда сэр Мишель понял, что Джонни твердо вознамерился соскоблить пробившуюся щетину, перед ним встал вопрос, чем это можно сделать. Развешанные по стенам замка мечи для бритья годны явно не были, от кухонных ножей германец решительно отказался, вспомнив об элементарной гигиене, и тогда сэр Мишель предложил ему свой любимый кинжал. Придирчиво оглядев лезвие, Гунтер криво усмехнулся:

— Да кинжал у тебя тупой!

— Ничего он не тупой! — обиженно сказал сэр Мишель и, попробовав большим пальцем лезвие, добавил: — Его просто заточить надо.

Гунтер некоторое время молча смотрел на него, а потом произнес:

— Логика у тебя железная!

— Стальная! — гордо поправил сэр Мишель, не имея ни малейшего представления о том, что такое логика, но будучи уверенным — это нечто очень важное и должно быть всенепременно твердым. Как сталь.

Тяжко вздохнув, Гунтер пришел к выводу, что кинжал сэра Мишеля вдобавок слишком уж великоват, и, живо представив себе, как он неосторожным движением перерезает себе шею, вернул тесак рыцарю.

Требуемый инструмент нашелся в кузне — Бернар-кузнец в свободное время занимался починкой обуви, и среди его сапожного инвентаря нашелся подходящего размера ножик, ко всем своим прочим достоинствам достаточно острый. Затем Гунтер потребовал «зеркало», и после недолгих объяснений стало ясно, что такого предмета в замке нет. В ход пошли серебряные блюда и прочая хорошо начищенная посуда, но ни один предмет из кухонной утвари не устроил Гунтера. Сэр Мишель только презрительно фыркал — то ему видно плохо, то отражение кривое, девица-красавица, понимаешь… Остановились на небольшом тазике с водой, поверхность которой довольно сносно отражала заросшую физиономию Гунтера, и, в конце концов, процедура, за которой сэр Мишель наблюдал, затаив дыхание и не смея пошевелиться, была завершена.

— Ну, как? — Гунтер повернулся к нему, страдальчески приподняв брови.

— Лучше бы ты этого не делал, — произнес сэр Мишель тоном, каким читают заупокойные молитвы.