Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души - Джеймс Холлис

Эта гуманистическая теодицея, несомненно, говорит об очень многом: служение людям в сострадании, участии и любви, даже, возможно, бессильное перед лицом темной божественности, оказывается тем не менее искупительным и облагораживающим.

Книга «Ответ Иову», увидевшая свет в 1952 году, знаменовала собой итог многолетних размышлений Юнга над этим вопросом. Для Юнга, сына приходского священника, человека глубоко религиозного, она стала поистине криком души. Юнг, так сказать, заставляет Яхве держать ответ перед судом и приходит к выводу, что Он несправедлив, эгоистичен и не способен к саморефлексии. Короче говоря, нравственно Ему далеко до Иова! Когда Иов просит Бога выступить в его пользу и засвидетельствовать его благочестие, Иов взывает к обеим сторонам Бога как защитника и гонителя. Христианская догма, трактующая Христа как agnus Dei, Агнца Божьего, выкупившего нас от тяжкого бремени, фактически тем самым подтверждает силу прежнего контракта. Далее Юнг уже забирается на рискованную территорию. Человечество, высказывает он предположение, глубоко осознающее антиномии, взаимодействие противоположностей, опередило в своем развитии сознание Яхве, каким оно представлено в Библии. Таким образом, основная миссия человечества с его пробужденным осознанием противоположностей – не только благой, но и теневой стороны Бога – быть свидетелем, совестью и способствовать большей отзывчивости Бога. Получается, это Богу нужно быть человечнее и просвещенней!

Как и Маклиш, Юнг вкладывает в эти слова свой гнев, при этом демонстрируя солидное знание библейского текста. Впрочем, кажущееся высокомерие Юнга, понимаемое буквально, покажется вызывающим, даже нелепым. Но то, что он имеет в виду, критикуя долгую историю теодицеи, выглядит вполне очевидным. Исцелять следует не Яхве, который, в конце концов, – всего лишь метафора узкоплеменного опыта запредельного, но скорее западное imago Dei. Образ Бога неотъемлемо присущ всему нашему виду, тот способ, которым этот образ видоизменяется от племени к племени, от индивидуальной сенсибельности к индивидуальному неврозу, остается неповторимым. Исцелять следует то, как Эго понимает Тень; и в этом Юнг принадлежит к одной традиции с неизвестным поэтом, написавшим «Книгу Иова» за двадцать шесть столетий до него. Это наша теология нуждается в исцелении. Наше магическое мышление, наша сентиментальность – все это требует исцеления. Эго со всеми своими софизмами, программой безопасности и пресыщения оказывается низвергнуто требованиями трансцендентной реальности и призыва к более вместительному сознанию.

Не Бог, а человеческое сознание получает призыв к расширению. Это наш с вами вызов – принять идею, согласно которой трансцендентные энергии Вселенной, кажущиеся нашему опыту противоречивыми, по-своему есть одно целое, с единой задачей, имеющее свой смысл, пусть даже закрытый для нас. Наш индивидуальный образ Божий представляет собой продукт не трансцендентных сил, непостижимых божеств, но формулируется Эго и всеми его ограничениями. В таком случае исцеляться следует не богам – следует исцелить, расширить взаимоотношение нашего Эго с непостижимым космосом, невыразимой тайной человеческой души, с непознаваемыми богами. В природе нет противоречия – природа попросту природна, нет противоречия в богах – боги божественны. Но с учетом того, столькими противоречиями теснимо наше Эго, история ничего не оставила нам, кроме как стремиться найти решение проблемы в расщеплении на противоположности, а не в безоговорочном принятии тайны.

Об относительно недавнем примере подобного расщепления Эго размышляет Рон Розенбаум в статье «Градации зла». Величайшее зло, отмечает он, многократно совершалось и продолжает совершаться людьми, убежденными в справедливости своих мотивов, в полной уверенности, что их Бог одобрил все их программы. Любой народ, выступая в поход на соседа, провозглашал Бога своим предводителем. Но есть также, считает Розенбаум, и некая особая категория зла, под которую подпадают те, кто творит свое зло «артистично». Другими словами, дело не только в масштабах причиненных ими страданий. Наполеон после стольких бедствий, которые он принес народам, покоится в парижском Пантеоне, в самом сердце французской столицы. Генерал Грант стал президентом Соединенных Штатов, и его усыпальница расположена в Нью-Йорке на Риверсайд Драйв. Кровавые мясники, и один, и другой – они оба служили национальным интересам и, как следствие, окружены почетом и по сей день. Пожалуй, эту особую категорию зла можно считать некоей формой самосознания – лукавым прищуром, знанием, что совершаешь зло, за которое не придется отвечать. Все это, предполагает Розенбаум, вполне способно выбросить человека в разреженную сферу злодейства.

Розенбаум приводит в качестве примера утонченный цинизм Гитлера и его приспешников, шутивших, что они не убивают людей, а просто высылают их в «болотистые области России». Подобный «артистизм» распространялся и на лозунги, украшавшие собою лагеря смерти, например такой: «Труд сделает тебя свободным». Когда Осама бен Ладен с усмешкой сообщает о тысячах, заживо сгоревших в пылающем топливе взорвавшихся самолетных баков, он превращает отвратительный факт убийства в свой приватный фарс. «Именно этот смех делает бен Ладена и Гитлера сообщниками. Разделяя общую тему для зубоскальства, они словно обмениваются рукопожатием»[125].

Эта форма безнаказанного зла переносит Гитлера и прочих душегубов всех времен и народов от простого расщепления Эго к тому месту, где такое разделение встречают с восторгом. Но, как нам известно, немало добрых людей, выросших на догматах своих сострадательной веры, тоже выживают с помощью расщепления. «По эту сторону моя семья и моя система ценностей – они как были, так и остаются со мной. А по другую – грязная работа, которую я должен выполнять, обслуживая национальные интересы». Подобное расщепление некоторых довело до безумия, многие пробуют выжечь его дурманящими средствами разного рода, но в своем большинстве люди с таким расщеплением совершенно нормально функционируют в ненормальной Вселенной эстетически градуированного убийства.

Остается ли еще какая-то Тень, когда и так охватываешь ее настолько полно, как это делают многие обычные люди? Какую еще Тень можно признавать, когда хорошо образованные, в целом приличные ребята, по выражению Джорджа Стайнера, читающие по вечерам Гёте и Рильке, утром идут делать свое дело в концентрационных лагерях? Какое эстетически градуированное зло движет современными политиками и радиокомментаторами, эксплуатирующими зло, используя политику вбивания клиньев, чтобы способствовать расколу в обществе, ради продвижения своей партии или как объяснение для размывания наших свобод?

Несомненно, всех нас должно заставить содрогнуться признание того, что вся наша институциональная религия, все наше гуманистическое и научное образование, наши просвещенные нравы не в состоянии удержать совершенно цивилизованные и высокообразованные души от убийственного обладания Тенью. Не было дня, чтобы я мысленно не возвращался к этому тревожному парадоксу, чтобы он не требовал от меня еще полнее отдаться моему учительскому призванию, ежедневно обновлять в себе наставление древних греков «Познай себя». Хотя, как это ни печально, приходится также признать, что основания нашей культуры – не самая надежная защита от натиска варварства. Гёте знал, что говорил, еще два столетия назад: «Не меньше стало злых людей, Хоть и отвергли духа злого».