Невидимая сила. Как работает американская дипломатия - Уильям Бёрнс

нескольких следующих месяцев мы предприняли необычный шаг – отправили в Вашингтон три совместные телеграммы. Мы считали себя обязанными донести до руководства наши соображения и повлиять на перспективы переговорного процесса, так сказать, извне, если уж не могли сделать этого изнутри, непосредственно на переговорах. Последнюю, третью телеграмму мы послали в декабре:

Как это видится из Каира и Аммана, участие США в мирном процессе и наша политика в регионе в целом продолжают развиваться в совершенно неверном направлении. В то время, как наши интересы все чаще становятся объектом тщательного изучения и критики, мы ведем себя пассивно, лишь отвечая на нападки, и занимаем оборонительную позицию. Нет никакой гарантии, что более смелый, энергичный подход США предотвратит ослабление наших позиций, но ясно одно: если мы не вернем себе инициативу, ситуация станет намного хуже.

Очевидно, что мы заинтересованы в том, чтобы остановить дрейф в сторону роста насилия, вернуть доверие к США, привлечь внимание к возможностям, создаваемым политическим процессом, и в течение следующих почти двух месяцев сделать все от нас зависящее для подписания рамочного соглашения. Менее очевидно другое: как именно это сделать. Один из вариантов состоит в том, чтобы поддержать Барака. Это может послужить его тактическим интересам, какими они ему видятся в данный момент. Но не очень понятно, отвечает ли это нашим интересам. Есть и другой вариант: посмотреть, можем ли мы добиться от палестинцев более ясного понимания того, как далеко они готовы пойти именно сейчас, и на основании этого предложить подход Бараку. Однако маловероятно, что Арафат будет искренен с нами в этом вопросе, и хотя недавние усилия Египта и Иордании в отношении палестинцев сыграли положительную роль, не совсем ясно, могут ли они стать реальной отправной точкой.

Поэтому нам ничего не остается, как говорить всем участникам процесса горькую правду, лежащую в основе любого устойчивого политического решения. Как мы пытались показать в двух наших предыдущих телеграммах, для того, чтобы добиться результатов, которых мы так упорно добивались целые восемь лет, потребуются политическая воля и готовность объявить независимость нашей политики[58].

Главная наша рекомендация состояла в том, чтобы «четко сформулировать "видение Клинтона" в отношении мирного процесса». Мы утверждали, что «у нас есть уникальная, но нереализуемая возможность использовать в своих интересах такой великолепный актив, как личная репутация и доказанная верность президента США своим обязательствам. За эти годы он сумел завоевать доверие всех участников процесса, и теперь пришло время использовать это преимущество. Клинтон мог бы кратко обрисовать свое видение того, чтó, по его мнению, потребуется от палестинцев, израильтян и арабских стран для достижения прочного мира. Президент должен быть готов сказать каждой из сторон то, чтó она не хочет слышать. Только так можно выработать сбалансированный и убедительный подход к решению проблемы».

Ни Белый дом, ни Государственный департамент, видимо, не нуждались в наших телеграммах, чтобы сформулировать так называемые «Параметры Клинтона» – прорывные предложения президента США по всестороннему урегулированию арабо-израильского конфликта, представленные участникам процесса в конце декабря и обнародованные в следующем месяце, незадолго до того, как президент Клинтон оставил свой пост. Но было уже слишком поздно – президентский срок Клинтона подходил к концу, и разногласия между сторонами нарастали. Насилие уничтожило плоды политического прогресса, достигнутого за последние 10 лет.

* * *

Как и всех нас, короля Абдаллу беспокоила патовая ситуация на переговорах, резкое ухудшение палестино-израильских отношений и рост насилия. Как-то раз, когда мы долго беседовали с ним в один из январских дней 2001 г., он сказал:

– Вообще-то я оптимист, но сейчас я очень обеспокоен. Меня пугает направление, в котором дрейфует наш регион. Люди становятся все более злыми и жестокими, и я не знаю, что с этим делать[59].

Мне нечего было ему возразить. В телеграмме, отправленной в Вашингтон пару месяцев спустя, я указал и на другие тревожные симптомы: «Иорданцы проявляют все больше признаков раздражения. Их серьезно беспокоит рост насилия на Западном берегу реки Иордан и возмущают политические шаги США, которые, как они считают, не просто несбалансированны, но явно носят антиарабскую направленность. Кроме того, вызывают недовольство скудные практические результаты экономической реформы»[60].

Я занимал пост посла США в Иордании уже почти три года и тоже был обеспокоен – не тем, как Абдалла управлял своей страной, а проблемами, с которыми она сталкивалась, и неизбежными возможными изменениями в нашей политике, связанными с приходом новой администрации. Эти изменения имели неожиданные серьезные последствия лично для меня. Новый госсекретарь президента Буша-младшего Колин Пауэлл примерно через неделю после своего назначения позвонил мне и предложил стать его помощником по делам Ближнего Востока.

Никого из своих начальников я не уважал так, как Пауэлла, и я с восторгом предвкушал внешнеполитические успехи, которые должны были быть достигнуты под его руководством. Не меньшее уважение я испытывал и к Ричу Армитиджу, который занял пост первого заместителя госсекретаря. Я был совершенно уверен в своем знании региона и стоящих перед ним важнейших политических проблем, но сильно сомневался, что смогу успешно справиться с управленческими и политическими задачами, которые предстояло решать руководителю одного из крупнейших бюро Госдепа. К тому же я не знал, какова будет ближневосточная политика новой администрации, и боялся, что нам предстоит плавание по самым опасным водам бурного моря этого неспокойного региона.

Однако я не мог сказать «нет» Колину Пауэллу и отказаться занять столь важный пост в столь важный момент. Я сразу же принял предложение и попросил только о двух вещах: дать нам с Лисой и дочерями возможность оставаться в Иордании почти до конца учебного года (впрочем, учитывая длительную процедуру моего утверждения в новой должности Сенатом, я и так пробыл бы там достаточно долго) и предоставить право самостоятельно выбрать своих заместителей.

За эти годы я понял, что ключевое значение для успеха руководителя имеет его умение окружить себя более умными и знающими людьми, чем он сам. Именно это я и постарался сделать, узнав о назначении на пост главы Бюро по делам Ближнего Востока. В начале 2001 г. я провел кучу времени у телефона, обзванивая из Аммана трех самых квалифицированных арабистов, которых я знал, чтобы пригласить их на работу в Бюро. Все они, как и я, были послами в странах региона. Джим Ларокко, посол США в Кувейте, согласился вернуться в Вашингтон и занять пост моего первого заместителя. Дэвид Сэттерфилд, наш посол в Бейруте, с которым мы когда-то работали скромными помощниками по кадрам под началом Дика Мерфи, также с готовностью принял мое предложение. Дольше всех пришлось уговаривать Райана Крокера, возглавлявшего наше посольство в Дамаске. Райан был одним из лучших работников, каких я когда-либо знал.