Путь Кассандры, или Приключения с макаронами - Юлия Вознесенская

– Ну, что там? – спросила она.

– Вокруг вес тихо, никого пет. Можно влезть на вездеход и заглянуть через стену, – предложила я.

– А зачем это? – спросила мать Евдокия.

– Просто так. Мне хочется размять ноги, да и любопытно посмотреть: я только в новостях видела лагеря беженцев.

– Не ходите, прошу нас, – сказала мать Евдокия тонким голоском испуганной девочки. – Я чувствую там что-то жуткое, прислушайтесь, как страшно кричат чайки!

– Да что вы, мать Евдокия! Вот уж не думала, что вас могут испугать птицы. Похоже, что тут уже давно никого нет. Но в самом деле интересно, почему там, за стеной, столько чаек? Я обязательно погляжу.

– Ну, как хотите, а я не пойду, посижу в машине.

Я вышла из кабины и пошла по вязкой земле прямо к вездеходу. Влезть на него было совсем не трудно, только руки сразу же запачкались гарью и ржавчиной. Но и вскарабкавшись на кабину вездехода, я не смогла заглянуть через стену, хотя вставала на цыпочки и даже подпрыгивала, рискуя провалиться сквозь проржавевшую крышу. Я спустилась вниз и вернулась к джипу.

– Ну и что же там такое? – спросила мать Евдокия, не поднимая головы от своего плетения.

– Еще не знаю. Сейчас я отцеплю трос и попробую забраться с его помощью.

Мать Евдокия хотела что-то сказать, может быть, посетовать на то, что из-за моего любопытства мы теряем время, но, взглянув на меня, раздумала и только молчала неодобрительно.

С крыши вездехода мне удалось зацепить крюком буксировочного троса железный штырь, к которому крепилась колючая проволока. Теперь мне надо было с помощью троса преодолеть каких-нибудь два метра высоты, и я довольно ловко это проделала. Взобравшись па стену, я выпрямилась, держась за железную палку, и посмотрела за стену.

Мать Евдокия была права: я увидела остатки палаточного города, почти целиком ушедшего под воду; только на узкой полосе земли, уже покрытой ползучими побегами дьяволоха, у той части стены, которая отделяла городок от дороги, стояли палатки. От самих палаток почти ничего не осталось – только клочья зеленого брезента на ржавых железных прутьях. Ветер гонял между ними мусор, закручивая его небольшими смерчиками. Тысячи чаек копались н грудах тряпья внутри бывших палаток, дрались из-за каких-то темных ошметков, взлетали и опять возвращались. Верхний край стены был довольно широк, и я пошла по нему, придерживаясь за проволоку, туда, где суетились чайки… Когда я вернулась к джипу, меня все еще продолжало выворачивать наизнанку, хотя весь сегодняшний рацион я выбросила из себя еще со стены. Как я отцепила трос и дотащила его до наших машин, я и сама не понимала.

– Полейте мне на руки, мать Евдокия! – просипела я сквозь очередной приступ тошноты.

Выдержке монахинь можно позавидовать: мать Евдокия ни о чем меня не спросила, пока доставала канистру с водой и мыло, поливала мне на руки и подавала бумажные салфетки.

– Скажите честно, от меня воняет? – спросила я, изведя всю канистру.

– Ничем от нас не воняет, Сандра, не выдумывайте – вы стояли высоко на стене.

– Да, но ветер дул в мою сторону!

– И ветер никак не мог дуть на вас со стороны моря, здесь всегда ветер с океана. Давайте-ка поскорей уедем отсюда.

Я отдышалась, снова прицепила мобиль, села за руль джипа и рванула с места, стараясь как можно скорее оказаться подальше от стены и от того что я увидела за стеной.

– Мать Евдокия! Вода к ним подступала, а стена не давала им выбраться. Они лезли на стену, громоздились друг на друга и в таком положении погибли. Огромные кучи! И руки все еще тянутся, тянутся вверх, а рты открыты… А другие просто лежат, скорчившись, в своих палатках, и маленькие трупики тоже… И чайки, тысячи чаек, которые до сих пор…

– Молчите, прошу вас, – тихо сказала монахиня.

Я взглянула на нее. Из-под ее закрытых глаз катились слезы, а губы что-то шептали. Наверно, она молилась за тех, кого я видела. Что ж, если ничего нельзя сделать, то и это неплохо…

Я вела машину в полной прострации, стараясь только не врезаться в стену колючек справа. Наверно, этот шок продолжался бы еще очень долго, если бы не опасная встреча, которая нас поджидала где-то в часе езды от бывшего палаточного города. За одним из поворотов дороги я увидела впереди несущийся на нас огромный красный мобиль полиции Надзора. Сообразив, что джип заслоняет мобишку, если смотреть на него спереди, я резко остановилась. Надзорный мобиль тоже затормозил метрах в пятидесяти перед нами. Из него вышел пожилой полицейский и направился к нам. Быстро расстегнув комбинезон па груди, я обнажила шею, закатала рукава и приветственно помахала ему из окна голой рукой. Он приблизился, и я разглядела нашивки сержанта.

– Уа, сержант! Вы из местного участка?

– Да. А вы…

– Так какого же черта вы не уберете старую развалину там, у стены? – я показала большим пальцем назад, в сторону палаточного городка. Уж теперь-то он точно разглядел мои голые руки и шею, скользнул взглядом по моим отросшим волосам: ни одна планетянка не станет носить волосы, нарушать принятую форму одежды и обнажаться, если у нее нет на это особых прав. – Ваш Надзор сообщил в Центр экологии, что асы повадились посещать этот ваш могильник. Ничего удивительного, у вас там для них чуть ли не лифт приготовлен. Почему экологическая служба должна за вас думать о таких пустяках?

– Вы имеете в виду, достопочтенная…

– Майор Юлия.

– … достопочтенная майор Юлия, обгоревший вездеход там, под стеной?

– Сообразили наконец! Вечером я лично проверю с вертолета, будет л и он у бран, и если вы его не оттащите на свалку, сержант…

– Сержант Пукарес.

– Отвечать будете лично вы, сержант Пукарес! Все! Можете быть свободны.

Я рванула машину, оставив сержанта Пукареса утирать пот после разноса. Он так и стоял, глядя нам вслед, пока мы не скрылись за новым поворотом. Тут я взглянула на мать Евдокию: она по-прежнему плела свои узелки, только на ее голову и плечи была накинута бабушкина красная клетчатая салфетка, из под которой виднелись две тонкие, обнаженные до локтей руки. Уловив мой взгляд, она подняла голову:

– Я правильно поняла смысл маскировки?

– Гениально! Вас можно принять за кого угодно, только не за монахиню и не за простую планетянку. Голые руки, как известно, привилегия немногих, а клетчатый апостольник – это даже оригинально, простенько и со вкусом. А как это вы догадались закатать рукава?

– Я это сделала, глядя на вас. Сообразила: раз уж вы в первую очередь решили обнажить руки, значит, вы знаете, зачем это надо делать.

– С вами можно возить макароны, мать Евдокия, – заметила я покровительственно.

– Вы думаете? Вот и матушка игуменья, наверно, так считает, – кротко вздохнула мать Евдокия, – иначе она не благословляла бы меня па эти поездки по три-четыре раза в году.