Познакомьтесь с собой. Как гены, микробы и нейроны делают нас теми, кто мы есть - Билл Салливан

Наша склонность к серийной моногамии могла бы объяснить, почему партнеры начинают сердиться друг на друга после нескольких лет семейного счастья. Те особенности, которые вы когда-то обожали, теперь чертовски раздражают. Шутки, которые заставляли смеяться, теперь заставляют закатывать глаза. Секс, раньше доводивший до восторженных слез, теперь невыносимо скучен. Могут ли эгоистичные гены быть причиной того, что любовь оказывается на мели? Возможно, наши организмы запрограммированы на отправку подсознательных сообщений, которые уводят нас от единственного партнера, чтобы разнообразить наш генетический портфель? Можем ли мы (нужно ли) бороться с этими естественными устремлениями?

Существуют веские причины тому, что парам следует стремиться оставаться вместе всю жизнь, однако наука показывает, почему многие пары просто не особо подходят для этого. Не существует универсального решения для всех человеческих связей, поэтому нам лучше всего прекратить себя обманывать, что все должны оставаться вместе навсегда. Определение успешного брака можно расширить, включив в него людей, которые остаются любящими и добрыми друг к другу вне зависимости от того, живут они под одной крышей или нет.

Почему мы живем вместе

У всех видов есть особенности спаривания, когда дело касается максимизации шансов на успешное воспроизводство. Черная вдова – самка паука из семейства тенетников – часто поедает своего бедного парня после спаривания, обеспечивая дополнительное питание ожидаемому потомству. У одного вида[137] насекомых самцы буквально уходят с треском: после секса их половой орган отламывается и запечатывает доступ к самке, так что другие самцы не могут уже осеменить его личную добычу. Как и многие другие виды, пауки и насекомые рождаются самостоятельными, так что после оплодотворения самец больше не нужен. Однако у тех животных, которые заботятся о своем потомстве, от самцов есть польза и в дальнейшем. Самцы императорских пингвинов, прекрасно изображенные в документальном фильме «Птицы-2: Путешествие на край света», высиживают яйца в течение двух месяцев, поддерживая 37°, несмотря на минусовые температуры в Антарктике. Дожидаясь возвращения самки, голодающие пингвины теряют почти половину своего веса.

Если бы человеческие детеныши могли о себе позаботиться, то у мужчин и женщин было бы меньше причин оставаться вместе. Но даже после девяти месяцев развития в утробе матери наши дети рождаются крайне незрелыми, без каких-либо шансов выжить самостоятельно. Родители с красными глазами и выпадающими волосами подтвердят, что заботиться об этих спиногрызах – работа на полную ставку. Когда дети плачут и кричат, помощь партнера, на которого можно положиться, действительно полезна. Когда родители живут вместе и работают совместно, они образуют то, что ученые именуют «парные связи». Образование парных связей требует сотрудничества, что представляет интересную загадку для эволюции: как эгоистичные гены заставляют «машины для выживания» идти на жертвы ради других?

Биологию парных связей изучать довольно сложно, поскольку большинство видов их не образует; но, к счастью, исследователи обнаружили две разновидности полевок (умилительные грызуны, похожие на хомяков), которые помогли найти тот молекулярный эпоксидный клей, связывающий нас друг с другом. Полевка вида Microtus ochrogaster (желтобрюхая) образует моногамные парные связи, а Microtus pennsylvanicus (луговая полевка) – нет. Поскольку эти два вида полевок генетически почти идентичны, нельзя и мечтать о лучшей модельной системе для изучения биологического механизма, который стоит за образованием парных связей. Почему одни полевки ведут беспорядочную половую жизнь, а другие – нет?

С начала 1990-х годов нейробиолог Томас Инсел вел пионерские исследования ключевых компонентов, удерживающих вместе желтобрюхих полевок: гормонов окситоцин и вазопрессин, вырабатываемых гипофизом. Эти гормоны действуют и на мозг, и на многие другие области организма. Например, окситоцин (название которого в переводе с греческого означает «быстрые роды»[138]) стимулирует сокращение матки при родах и способствует выделению молока при кормлении грудью. Ученые также обнаружили, что он мотивирует матерей заботиться о новорожденных.

Можно ли такую прекрасную вещь, как любовь матери к собственному ребенку, фактически свести к какому-нибудь химическому веществу? Любопытные ученые задались вопросом, что произойдет с крысами-девственницами, равнодушными к чьим-то визжащим требовательным крысятам, если им ввести в мозг немного окситоцина. Они стали вести себя не как девственницы, а как матери! Под воздействием окситоцина крысы защищали приемных детенышей, которых не рожали, и ухаживали за ними. Поразительно, но другое исследование показало, что можно стереть врожденную любовь к матери к своим детям, если дать агент, блокирующий действие окситоцина в мозге. У людей окситоцин действует так же: например, чем выше уровень окситоцина у матери в первом триместре беременности, тем больше вероятность, что она будет активно заниматься своим чадом. Даже отцов инъекция окситоцина в нос (откуда он попадает в мозг) заставляет более внимательно играть с детьми.

Влияние окситоцина может распространяться между разными видами. Когда вы гладите свою собаку, уровень окситоцина поднимается и у вас, и у нее. То же самое происходит, когда вы со своим любимым человеком ласкаете друг друга. Оргазм приводит к выбросу окситоцина, что, как предполагается, крепит привязанность в паре; поэтому некоторые называют окситоцин гормоном любви или гормоном объятий. Может ли окситоцин, выделяющийся во время секса, вносить вклад в образование моногамных связей? Похоже, что это верно для желтобрюхих полевок. Становясь своего рода биохимическим купидоном, окситоцин, введенный самке желтобрюхой полевки, побуждает ее создавать связи с самцом, с которым она даже не спаривалась. Если у желтобрюхих полевок блокировать выделение окситоцина, они больше не образуют парных связей. Без окситоцина секс у желтобрюхих полевок становится таким же беспорядочным, как и у их распутных родственников – луговых полевок.

А если наоборот? Если мы дадим эти гормоны объятий луговым полевкам, заставим ли мы их влюбляться? С небольшим вмешательством генной инженерии. Из-за генетических различий оказывается, что у луговых полевок недостаточно рецепторов для этих гормонов в правильной части мозга – той области, которая связана с вознаграждением и зависимостью. Однако в 2004 году нейробиолог Ларри Янг из Университета Эмори с помощью вируса доставил ген рецептора вазопрессина к центрам вознаграждения мозга, что подтолкнуло луговых полевок вести себя как желтобрюхие. Те немногие виды, которые осваивают моногамию, делают это, поскольку экспрессируют больше рецепторов гормона привязанности в мозге, что управляется небольшими изменениями в последовательности ДНК, регулирующей этот ген. Примечательно, что такая простая мутация – единственное, что нужно, чтобы заарканить два сердца и привязать их друг к другу.