Плохиш для хорошей девочки - Алиса Селезнёва

о ней напоминать. Ни к чему», – говорила она себе и заталкивала мысли об Андроповой в самый дальний уголок сознания, но рано или поздно всё равно к ним возвращалась.

Январь выдался наполовину морозным, наполовину снежным. Про мастер-класс по изобразительному искусству Данил благополучно забыл. Он вернулся из Красной Поляны поздно вечером девятого и десятого проспал весь день. Из-за пропавших билетов Агата дулась целые сутки, и он еле-еле задобрил её пирожными-корзиночками и проверенным способом целования у стены возле дверей центра.

Февраль начался с оттепели. Температура воздуха держалась от нуля до плюс трёх. С крыш капала капель, по дорогам бежали ручьи, снег стал грязным и рыхлым. Количество заболевших ОРВИ и ГРИППом  росло как на дрожжах. Школы по давно заведённой традиции благополучно вывели на карантин. Данил и Агата учились. Тихонько. Анна Георгиевна мониторила сводки новостей ежечасно. Настораживал её, однако, не карантин. И даже не проверки, которыми пугал департамент учреждения дополнительного образования. Все средства массовой информации наперебой писали о новом вирусе, жутко опасном и заразном. Его называли COVID-19, и к началу марта он ещё не коснулся ни Сибири, ни Урала, но Москву зачумлил основательно. Боясь заразиться, Анна Георгиевна без конца обрабатывала руки антибактериальным гелем, а Аля завела привычку протирать все упаковки товаров, принесённых из магазина, спиртовыми салфетками.

Агата не использовала ни то, ни другое. Гораздо больше новостей и статистики её расстраивало то, что в кинотеатрах собирались ввести ограничение на количество продаваемых билетов. Город шумел. Продукты в магазинах скупались тоннами. Отмечать шестнадцатилетние в кафе Агате по понятным причинам не разрешили.

– В центре, потом дома с семьёй. Если хочешь, можешь пригласить Данила. На этом всё, – отрезала Анна Георгиевна, и Агате пришлось согласиться.

«Хоть такой праздник, чем никакой», – пожала плечами она и третьего марта выкинула из головы все плохие мысли разом. Настроение подняли новое платье и накрашенные ресницы. Разрешение на косметику в некоторой степени уравновешивало запрет на кафе. «Компромисс», – как выразилась Анна Георгиевна и сунула дочери пять тысяч на мелкие расходы. Шкандыбая на восьмисантиметровой шпильке, Агата принимала поздравления из всех уголков центра. Свёртки от учителей, Зои Альбертовны и Вадима были свалены в одну разноцветную кучу на подоконнике. Агата ждала Данила. Весь остальной мир, ковид и его микробы она послала куда подальше.

Он принёс ей охапку жёлтых тюльпанов и белого плюшевого мышонка со смешными светло-розовыми ушами. Мышонок был интересным. В полосатом свитерке, с ярко-красным сердцем и надписью «Love». При надавливании он пел: «Я люблю тебя», – и тянул к Агате маленькие лапки.

Охапка тюльпанов упала на парту. Мышонок чебурахнулся на пол. От переполнявшего душу счастья Агата чувствовала себя пьяной. Данил стоял на расстоянии вытянутой руки. Данил любил её. А она его обожала…

– Тебе сегодня шестнадцать.

– Ага, – она закинула руки ему на шею. Ей хотелось быть ближе. Хотелось, чтобы он никогда не отпускал её от себя.

– Тебе сегодня шестнадцать. – Его дыхание стало тяжёлым. Мускулы напряглись, а пальцы потянули наверх край её платья. – Тебе сегодня шестнадцать. – И, когда он сжал её бедро и коснулся паха, Агату будто кипятком ошпарило.

В последние две недели Данил особенно осмелел. Даже Анны Георгиевны не стеснялся и всё время пытался погладить Агату по выпирающим частям тела. Видимо, подготавливал. К очень важному разговору. И не только к разговору…

Поцелуи один за другим посыпались на неё, как капли дождя, как снег, как град, как конфетти во время праздника. Чувственные, смелые, глубокие.  Она по обыкновению попыталась увернуться, но сегодня он не позволил ей вырваться и ещё крепче прижал к стене между окнами.

– У меня родители уехали в командировку. Будут только завтра. И если ты отпросишься под каким-нибудь предлогом, мы...

Окончание фразы Агата не услышала. Она, не отрываясь, смотрела на Данила. Она впервые видела его таким. С тяжёлым дыханием. С расширенными зрачками. Сегодня он не просил. Сегодня он требовал.

– Нет.

– Что нет? Думаешь, тебя не отпустят?

– Я не буду отпрашиваться.

– Почему?

«Потому что мне всего шестнадцать!» – хотелось крикнуть Агате, но она предпочла насупиться и замолчать.

– Мы долго будем заниматься этой фигнёй?

– Какой фигнёй?

– Этой! – он неопределённо махнул рукой. – Мы встречаемся почти год. И я почти год тебя жду. Ладно, на юге действительно было рано, в декабре – опасно, но сейчас-то что тебя пугает? Шестнадцать лет – это возраст согласия. Никому ни за что не влетит.

Она промолчала. Сейчас её пугал он.

– Только не говори, что всё ещё не готова. – Данил отрывисто дёрнул головой и, схватившись за телефон, отвернулся к стене. Агата всплеснула руками. Она понятия не имела, что обычно говорят в таких случаях.

– У меня никогда не было и…

– А у меня было, и поэтому меня уже достало ходить в кружок «Умелые ручки».

«Ходить куда?»

Агата поморщилась. И всё же первая половина фразы кольнула её куда сильнее, чем вторая. Агату так и подмывало спросить: «С Лерой?» Но она слишком сильно боялась услышать «да» и «не только».

– Может, сходим в кино?

– В кино из-за пандемии сейчас ограничения. Билеты продают через место.

– Тогда давай погуляем по торговому центру.

– И почему тебя вечно тянет в торговый центр? Что там делать? Заразу ловить?

Голос у Данила был сухим и грубым. С такой обидой и злостью он разговаривал с ней всего раз.  На утро после расставания с Лерой…

– Мы сегодня дома хотели семьёй посидеть. Придёшь?

– Не знаю. – Закончив набирать какое-то сообщение, он резко схватил рюкзак. – Мне идти надо. Стас написал. У него какое-то дело. Сказал, чтобы я срочно дул к нему.

– Сейчас?

– Сейчас! Учителям скажешь, что у меня живот прихватило.

Агата нахмурилась и отошла в сторону. Настроение у неё было ниже, чем высота установки розеток по евростандарту. Данил ушёл и на прощанье не сказал даже «пока». Чтобы не видеть его удаляющуюся спину, она отвернулась от окна и задержала дыхание.

Глава 31

Третьего марта две тысячи двадцатого года Данил так и не пришёл в квартиру