Что знает ночь? - Дин Кунц

Бренда, сексапильная мать этой желанной свинки, спешит на кухню, и Риз говорит, от себя и от своего чревовещателя: «Когда я закончу с ней, она повесится, как Джин». Но время, затраченное на эту реплику, выходит ему боком, потому что Бренда неожиданно поднимает револьвер тридцать восьмого калибра и, держа его обеими руками, всаживает в Риза три пули, третью — в горло. Скакун умирает под наездником.

Бренда — добрая женщина, и она спасла бы Джин, если б знала о планах Риза, но то, что она не смогла спасти сестру, породило злость, которая тлела в ней все эти годы. Злость — это стремя, которое позволяет оседлать ее, а поскольку она проклинает Риза, убивая его, путь в нее лежит через рот.

Она чувствует, как наездник врывается в нее, яростно с ним борется, мечется по кухне, ударяется о буфет, потом о дверь. Наездник поощряет ее злость, которая может перерасти в ярость, а ярость и ужас на пару могут заглушить все остальные чувства, и тогда она взята. В отличие от многих других, которые не понимают, кто их наездник, эта женщина в курсе. Она не знает его имени, но ей ясно, что это. Она сразу видит последствия, у нее нет сомнений, что наездник погонит ее к детям и заставит мучить, пытать, убивать их, а потом придумает, как всласть поизмываться над самой собой.

И когда ее позвоночник начинает превращаться в седло, она находит силы на еще одно чувство, помимо ярости и ужаса, и она вспоминает молитву святому Михаилу, которую не произносила с молодости. Этот поток религиозных слов не отталкивает ее нового хозяина, потому что теперь он уже правит ее позвоночником и скоро доберется до костного мозга. Наезднику остаются лишь мгновения до того, чтобы использовать ее голос для крика триумфа, когда она направляет на себя револьвер и нажимает на спусковой крючок. Пуля пробивает ей грудь, проходит мимо сердца, рикошетит от позвоночника, от ключицы и замирает под левой лопаткой. Ослепительно-белая боль усиливает ужас и испаряет ярость. И падая на пол, смиренно осознавая свою смертность, она сбрасывает наездника.

Конечно же, сын и совсем созревшая дочь прибегают на выстрелы, как будто они, безоружные, могут остановить насилие, он — чем? — невинными слезами, а она чистым сердцем. Они наивны, беспомощны, теленок и телочка, разумные мясные машины, которые так мало думают. Наезднику нужен мальчик. С помощью мальчика эту сладкую телочку все равно можно помучить, сломать, раздавить. Но мальчику всего двенадцать и, что более важно, он такой невинный, что нет в нем ничего темного, за что можно ухватиться, чтобы оседлать его. И плачущую девушку тоже оседлать невозможно. Наездник может только наблюдать с нарастающей яростью, как Давиния просит мальчика позвонить по номеру 911, а сама опускается на колени рядом с лежащей на полу матерью и, несмотря на слезы, очень грамотно пытается оказать ей первую помощь, осторожно приподнимает голову матери, чтобы той стало легче дышать.

Здесь скакунов нет, некого седлать, кроме самого дома, а бесплотные кости — жалкая замена живого скакуна. Жить в доме совсем не то, что вселиться в человека, но скоро прибудут новые скакуны, поэтому он может не опасаться, что этот дом станет его тюрьмой. В ярости призрак вселяется в дом с такой силой, что стены гудят, окна дребезжат, шторы мотает из стороны в сторону, стаканы и тарелки на полках подпрыгивают, а крышки обеих духовок открываются, словно раззявленные рты.

Детектив Лайонел Тимминс знал, что на работе некоторые называют его Ходячим Шкафом, тогда как другие — Бульдогом, потому что лицом он действительно напоминал бульдога и обладал бульдожьей хваткой: если уж вцепился в расследование, то доведет до конца. В это расследование он вцепился, но вкус ему определенно не понравился.

Поскольку произошло все в Озерном районе и буквально в двух кварталах от его дома, он прибыл сразу же после «Скорой», едва стихла сирена и фельдшеры только успели открыть дверцы кабины. Так рано на место преступления он никогда не приезжал.

Фельдшеры осмотрели раненых — состояние мужа критическое, жены — менее тяжелое, но тоже ничего хорошего, — оказали им первую помощь и увезли. Прибыли четверо патрульных, чтобы обеспечить охрану места преступления. Лайонелу удалось задать женщине несколько вопросов и получить ответы до того, как ее увезли.

Девушка, Давиния, позвонила тете, чтобы та отвезла ее и Ленни в больницу. Лайонел ждал с ними в гостиной.

Убитый горем, но держащийся мужественно, мальчик не отпускал руку сестры. Он понятия не имел о существовании зла, пока оно не вломилось в его дом, и освоение этой новой информации давалось ему очень тяжело.

Девушка его поразила: красавица с железным характером. Худенькая, ростом примерно в пять футов и четыре дюйма, она казалась высокой, сильной, уверенной в себе. Хотя ее глаза, как и глаза брата, блестели от слез, у нее, в отличие от него, по щекам они не катились. Лайонел знал, что красота — это сила, но девушка черпала свою из более глубинного источника.

Давиния опознала покойника и рассказала, откровенно и без злобы, о его визите пятью днями раньше. Она принесла часы с бриллиантовым браслетом, этот нежеланный подарок, и тянули они на годовое жалованье Лайонела.

— Я хочу от них избавиться. Это ужасная вещь.

— Часы — не улика, я не могу их взять, — покачал головой Лайонел. — Его убийство вашей матерью — самозащита. Никакого суда не будет.

— Вы не можете забрать их с его телом?

— Нет. Какой-нибудь благотворительный фонд найдет им применение.

Ни Давиния, ни Ленни не видели, что произошло на кухне, но исходя из того, что они слышали, Лайонел определился с порядком выстрелов.

Прибыла тетя, дети уехали с ней в больницу, прибыли криминалисты, чтобы собрать улики.

Быстрая проверка Риза Солсетто показала один обвинительный приговор и подозрения в причастности ко многим преступлениям. Он отсидел в тюрьме лишь год, но за свои прегрешения заслужил все сто.

Криминалисты определили, что Риз стрелял в Джека Вобурна из пистолета калибра девять миллиметров, снабженного глушителем, а Бренда Вобурн убила Риза из своего револьвера тридцать восьмого калибра.

Согласно Бренде она споткнулась, ее отбросило на буфет, и она выстрелила в себя после того, как застрелила брата. Лайонелу и экспертам с трудом верилось, что женщина, которая настолько ловко управлялась с револьвером, что прицельно всадила три пули в человека почти с пятнадцати ярдов, могла случайно выстрелить себе в грудь.

Далее, хотя Риз, возможно, отличался вспыльчивостью, за десять лет, которые он занимался преступной деятельностью, его арестовывали и признали виновным только один раз. Даже если, как Бренда утверждала, подростком он несколько лет насиловал младшую сестру, Джин, доведя ее до самоубийства, логика подсказывала, что и с племянницей он поведет себя не менее осторожно, — и в пользу этой версии говорили подаренные часы. Риз слишком уж любил Риза, чтобы пытаться добраться до племянницы, перестреляв всех остальных Вобурнов.

Оставив кухню криминалистам — снаружи патрульные не подпускали к дому любопытных соседей и не отвечали на вопросы еще более любопытных журналистов, — Лайонел прошелся по первому этажу, ничего не трогая, все замечая. Его тревожило, что факты, связанные со стрельбой, напоминали бусины нитки иррациональности, а потому, пусть и факты, ценностью они не отличались от тонкой нити, на которую их нанизали.