Тайна семи - Линдси Фэй

– Так значит, работал, – я взирал на него с сомнением. – Не… развлекался.

– Как скажешь.

– И ничего такого, на что вы только что намекали, не было. – Джим кашлянул и смотрел с опаской и одновременно заносчиво. – И еще считаю, что вашему брату неприятно обсуждать, как он провел здесь ночь.

Я тут же перевел взгляд на Валентайна. Тот не выказывал и признака смущения.

– Просто помог ему перевезти пианино, – пояснил он.

Прикинув, стоит ли уведомлять моего безумного братца о том, что большинство мужчин не стали бы принимать извращенные услуги во французском стиле от лощеных артистических типов как вознаграждение за перевозку мебели, я все же решил воздержаться. Голова у меня разболелась. Как-то не хотелось представлять, какие именно эротические услуги склонен оказывать Кроткий Джим, когда речь идет о моем брате. Особенно когда совсем недавно до меня дошло, что Валентайн весьма… склонен к чувствам на основе взаимности. Гордится своей удалью и силой в постели. И не испытает желания становиться чьим-то должником.

– Страшно тяжелая оказалась штука, – продолжил Валентайн, указывая на пианино. – Да еще к тому же эта лестница…

– Ладно, ладно, – замахал я руками. – Лучше уж помолчи.

– Но ты же хотел знать каждую деталь тех противозаконных поступков, которые я якобы совершил. Жалкая коровья лепешка!

– Нет, теперь чем меньше деталей, тем лучше.

– Да будет тебе, Тим, это всего лишь шутка. Он мой близкий друг. И что с того, если мы с ним немного пошалили?

– А вот это уж точно противозаконно. Тебе, видно, и в голову не приходило?

– Но ведь не должен же я арестовать его за это?

– Не его надо арестовать! Тебя! – воскликнул я. – Наказание за такие штуки – десять лет каторжных работ.

– Подобные приговоры чрезвычайно редко приводились в исполнение, сам знаешь. Ты шантажируешь меня, что ли? Да, за мужеложство светит десять лет каторжных работ. Но ведь я не трахал какого-то там мальчишку на кухонном столе. Нет, мы предпочитаем…

– Ради всего святого, перестань мучить своего брата просто потому, что у тебя это здорово получается, – вмешался Джим, оперся изящной рукой о шею Вала и опустился в соседнее кресло.

Валентайн смущенно заморгал. Видимо, эта мысль никогда прежде не приходила ему в голову.

Тут Джим снова встал.

– О, что за хрень! Простите, Тимоти. Нет ничего такого…

Тут я заставил его замолчать, выдвинул на середину комнаты большой ящик, полный каких-то бумаг, и уселся на него. И вместо того, чтобы говорить дальше, Джим присел на краешек кресла и принялся задумчиво покусывать нижнюю губу.

– Ладно, – сказал я. Спокойно так. И даже дружелюбно. – У меня один вопрос.

– Очевидно, не столь провокационный, как я полагал, – пробормотал Джим.

– Вкусы и предпочтения моего брата ни для кого не секрет. Как и тот факт, что вы с Валом друзья. Вы не слишком осторожничали, особенно не скрывали. Да что там говорить! У Вала ключ от вашего дома.

– Это не вопрос, – буркнул братец.

– Скажи, а твои соратники по партии знают, что вы… близки?

Джим нервно заерзал.

– Теперь понял. И боюсь, что ответ будет «да».

Я бросил шляпу на пол и устало потер веки.

– Тогда, получается, ты прав, Вал. О таком алиби в суде лучше умолчать.

– Но я не совсем понимаю… В чем, собственно, дело? А, Тимоти? – нервно спросил Джим.

– Да?

– Зачем вы следили за Валом, довели его до моего нового дома? И что, черт побери, означают эти слова об алиби?

Я изучал локоть брата, а тот задумчиво уставился на мое правое колено.

– Послушай, Вал, надеюсь, речь идет не о каком-то там убийстве, нет? – тихо спросил Джим.

Эти несколько фальстартов осложнили положение. Но мы с Валентайном собрались с духом и рассказали ему все. И Джим воспринял эти новости лучше, чем я ожидал. Даже думаю, что отчасти он был доволен тем, что мой брат, учуяв острый запах опасности при упоминании имени Шелковая Марш, решил ради осторожности потрафить ему, Джиму. И все же считаю – главное крылось в том, что я его недооценил. И тот факт, что у парня изящные и нежные руки, вовсе не означал, что он не способен задушить кого-то. А правильный, поистине королевский акцент зачастую характерен для людей, головы которых отрубает острое лезвие бесшумно падающей гильотины.

И потому я перестал относиться к Джиму, как к хрупкому цветку, находящемуся на грани увядания. В надежде, что и он сделает мне такое же одолжение.

Когда наконец все разъяснилось, к всеобщему удовольствию, и мы какое-то время сидели совершенно ошарашенные, Джим откупорил бутылку джина и пустил ее по кругу. Пили мы джин из дорогих восточных пиал для супа – другой посуды просто не нашлось. И тут мы с Валом смогли наконец сформулировать план.

– Договорились, – я воспрял духом и снова вскочил на ноги. – Попробуем поймать сани, потому как идти пешком… об этом и речи быть не может.

– Притормози, юная звезда полиции. – Валентайн достал карманные часы, хмурясь, взглянул на циферблат. – Десять часов вечера. Нет. Господи, нет, не сейчас. Встретимся завтра в семь у входа в Гробницы на Франклин-стрит. Тогда и приступим.

– Но где-то там ребенок, его, того и гляди, переправят морем в Джорджию и будут там мучить до скончания жизни. А тебе, выходит, главное выспаться, так?

Вал, грустно моргая, уставился на меня.

– Да нет же, осел ты эдакий. Мне нужно время, чтобы опознать тело.

– Боже, – я вовремя спохватился и сообразил, куда клонит Валентайн. – Ты прав. Мы не можем начать поиски, не идентифицировав предварительно тело. Помощь нужна?

– Нет, лучше сам займусь.

– А зачем это надо, идентифицировать? – спросил Джим Валентайна. Он заметно побледнел, слушая наше повествование, но сохранял невозмутимость, точно фехтовальщик перед началом дуэли. – Ты же знал миссис Адамс.

– Шеф Мэтселл по доброте душевной проигнорировал нашу маленькую, но незаконную шалость – налет на лавку в Корлиарс Хук, которым руководил Тим. Вот почему сейчас мы, можно сказать, в дерьме. Слово работорговцев против нашего слова – это касательно того, что мы вообще были там. Пист, конечно, нас не выдаст, это волчара старой закалки. Ну и потом все мы знаем, какова цена свидетельствам цветных в суде. Но шеф наверняка вынесет сор из избы, если мы не будем и дальше травить ту же баланду. Допустим, они навалятся на меня…

– Если Вала вдруг заподозрят, – пояснил я Джиму, который сидел и недоуменно хмурился, – то всем нам лучше придерживаться одной версии, пусть даже ложной.

– Спасибо, – он одарил меня надменной улыбкой. – Я изо всех сил стараюсь уловить смысл нашей беседы, но мы не часто говорим о преступлениях.