Георгий Юматов - Наталья Тендора

Замечательный человек, зампрокурора, выслушал меня и говорит: «Вот бумажка есть, как же я могу отпустить его на поруки, посмотрите, вот он подписал…» Когда случилась эта трагедия, Георгий сам позвонил в милицию, она приехала, и составили протокол. Как часто мы видим в американских фильмах: «Вы имеете право хранить молчание, если вы скажете что-то, это может быть направлено против вас в суде». Так вот Юматова спрашивают: «Почему же так произошло?» А он отвечает: «Да если бы у меня был пулемет, я бы всех этих гадов поставил бы. Напишите, я поставлю свою подпись».

И прокурор мне сказал: «Ну, как же я могу его отпустить». Я говорю: «Но это все неправда, это все пошло из войны, вот эти выстрелы, это оттуда. Дворник ему сказал: «Да ты такое же дерьмо, как и я. Ну, подумаешь, ты народный артист, ты герой, но кому ты нужен». А вот это Юматов уже перенести не мог. Здесь была только одна форма, выработанная в юности: как себя защитить, а это воевать и драться. Если кто-то мог оскорбить Георгия, я однажды только видел, как один артист нетактично выразился по поводу Музы (это был Евгений Моргунов. – Н.Т.) Сразу последовала пощечина – раз – и человек слетел… Все! Он бьет сразу, если обижают и оскорбляют…

Я понял главное: Георгий сам себя не простил. Помню письмо Президенту России о помиловании, где рукой Жоры было написано: Несмотря на то, что при рассмотрении уголовного дела в суде я мог быть оправдан, мое состояние здоровья лишило меня сил, и я не могу дальше вести борьбу, которая приведет меня к смерти. Как верующий и честный человек, считаю себя виновным перед Богом и людьми. Хочу провести остаток своих дней в молитвах о прощении и спокойно умереть в своей постели…».

Простить такой поступок невозможно, но пытаться понять, что толкнуло Георгия на преступление, в чем его причина – необходимо. Тогда мне показалось, что виной всему была его болезнь, потрясение последними событиями, помутнение разума, расшатанная психика. Я стал готовить ходатайство от имени Гильдии киноактеров и Союза кинематографистов с просьбой об освобождении Юматова из-под стражи».

Вот текст того письма:

Кирилл Столяров: «…Когда случилось это несчастье, Георгия кинули на произвол судьбы власть, государство… Никому не нужный пожилой человек остался один на один со своим горем… Но закон есть закон. Георгия на поруки не выпустили, болезнь обострилась, и его положили в тюремную больницу. Следствие происходило очень вяло и формально. Были выдвинуты четыре версии происшедшего, но ни она из них не была достаточно проработана. В Гильдии мне предложили обратиться за помощью к известному адвокату Борису Кузнецову. Этот человек сумел глубоко прочувствовать всю трагичность события и начать детальное и внимательное расследование. Знакомясь с первоначальными материалами дела, Борис Кузнецов заметил многие упущения: во-первых, не была проведена баллистическая экспертиза; во-вторых, он обратил внимание на то, что в исходных материалах не упоминается о резаной ране головы, полученной Юматовым в день убийства. Во время уборки юматовской квартиры был обнаружен нож, и след от него совпадал с раной актера. Проведенная трассологическая экспертиза подтвердила версию о необходимой обороне».

Адвокат подал ходатайство о полном прекращении уголовного дела. Следствие по этому пути не пошло, но смягчило обвинение. Георгий Юматов обвинялся уже не в умышленном убийстве, а в превышении необходимой самообороны. Это уже была большая победа. Адвокат был уверен, что суд он выиграет, и его подзащитный будет полностью оправдан. Однако к тому моменту Юматов был уже сильно болен. Побоявшись, что судебное разбирательство его убьет, адвокат принимает решение: «Я настоял, что надо согласиться с тем, что следствие прекращает уголовное дело по не реабилитирующим обстоятельствам – превышение необходимой самообороны.

Ввиду убедительности доказательств дело было прекращено на стадии предварительного расследования, и 6 мая, ровно через два месяца после того, как в квартире Юматова прозвучал роковой выстрел, артист был выпущен на свободу».

Народный артист РФССР Георгий Юматов был освобожден из следственного изолятора. Убийство стало тяжелым крестом отпущенных ему после этого немногих лет жизни. Опасаясь его неадекватного поведения, его совсем перестали приглашать на съемки. За два года до смерти Георгий Александрович стал ходить в церковь и абсолютно самостоятельно, в одночасье бросил пить…

Кирилл Столяров: «… Трагедия, произошедшая с ним, потрясла его организм, здоровье так и не восстановилось. Обострилась язва, пришлось делать сложную операцию, усилилась болезнь сердца, и через два года Георгия не стало».

Он скончался 4 октября 1997 года на руках у своей жены от разрыва брюшной аорты. Незадолго до смерти друзья поняли его и простили…

Георгий Юнгвальд-Хилькевич: «Ну, пусть мне любой человек скажет, что он не испытывал никогда желания, когда жлоба или какого-то зарвавшегося, потерявшего совесть бюрократа он не хотел застрелить… А Жора это сделал. Это как раз такой бескомпромиссный стиль поведения».

Так обостренное чувство чести и справедливости фронтовика, достойного и гордого человека сыграло с Георгием Александровичем злую шутку. Он оказался в ловушке…

Мы помним, какую судьбу в дни юности нагадал ему сокурсник Музы Глеб Романов…

Вот что писала 17 марта 1994 года в «Вечерней Москве» Татьяна Глинка в статье «В тюрьме я, наверное, умру…». Чтобы не повторять вышесказанного, приведу лишь разговор корреспондента с главным прокурором Фрунзенской межрайонной прокуратуры Евгением Валентиновичем Залягиным и события тех дней, описанные в этой статье. Глинка просила у прокурора разрешение на свидание с задержанным артистом. И получила. Залягин ей сказал, что в день после трагедии Георгий Александрович был на грани невменяемости. Что он застрелил случайного знакомого, по его мнению, даже не в минуту аффекта, а, грубо говоря, в минуту, когда «крыша окончательно поехала». Вот их разговор:

«Два суицида, покушения на самоубийство, это как? – спрашивает он меня.

– Это страшно, – отвечаю.

– Чего же вы хотите сейчас от него?