Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие - Юрий Николаевич Лубченков

скрытая до половины листьями, и слова: «Чем меньше показывается, тем прекраснее». Всем все было ясно.

Настало окончание празднеств. Настал день прихода короля в апартаменты Луизы (именно эти помещения, выделенные ей после того, как король привез ее из монастыря в 1661 году, первое явное свидетельство благосклонности монарха к придворной даме, доселе никому не известной). Произошло все, что давно должно было произойти между ними, то, что всегда происходит в подобных ситуациях между мужчиной и женщиной.

Ла Вальер забеременела. В положенное природой время она родит. Блюдя тайну Полишинеля, она ни разу не закричит, хотя роды будут трудные, многочасовые. Король будет умолять доктора: «Спасите ее, я прошу у Вас своей жизни; все, что имею, принадлежит Вам; спасите ее!»

У Людовика и Луизы родится девочка. Маленькая мадемуазель де Блуа положила собой начало череде королевских детей от фавориток.

Рождение дочери у ла Вальер окончательно подводило черту под тем фактом, что при дворе Людовика XIV появилась официальная фаворитка, которая, в отличие от множества других женщин всех времен и народов, находившихся в близкой ситуации, не особенно стремилась к данному отличию. Но которая тем не менее, не прилагая никаких усилий, за исключением негативных, стала ей, вопреки своей воле и обстоятельствам. Стала одной из самых необычных фавориток за всю историю данного явления.

Такой, например, факт. Еще не будучи ей официально, т. е. уж тем более не получая никаких выгод от этого двусмысленно-неустойчивого положения, она наотрез отказалась от 200 тыс. франков, которые ей хотел преподнести сюринтендант финансов Фуке, чувствующий, что его отношения с королем портятся. Кроме того, он привык иметь среди двора своих креатур и клевретов и не видел причин, почему бы женщине, которая вскоре может стать «политическим фактором», отказываться от такого подарка. Но ла Вальер отказалась, сказав, что никакие деньги не заставят ее сделать ложного шага. Она все рассказала королю, который еще больше укрепился в своей ненависти к Фуке.

Николая Фуке. Художник Ж.-Э. Лакретель

Фуке скоро пал. А Луиза потихоньку начала привыкать к своему положению. В 1663 году король перевозит ее во дворец, поближе к себе. Это уже было явное подтверждение их связи и явный признак благоволения – скрывать было нечего. На следующий год он уже будет открыто и демонстративно играть с ней в карты, подтверждая свою не утихающую венценосную дружбу у всех на глазах.

Однако это будет позже, когда ни у кого не останется никаких сомнений. Пока же сомнения были у многих. Равно как и надежды, что это королевская блажь – дело сугубо непрочное и временное. Так, необременительный монарший каприз.

Поэтому кружок принцессы Генриетты решил помочь своему лидеру, и его мозг – маркиз де Вард – предложил подделать письмо к жене Людовика: якобы от ее отца, испанского короля, в котором королеве (единственной, не знающей ничего) раскроют глаза и потребуют от нее приложить все силы к процессу удаления ла Вальер от двора.

Все сорвалось – как всегда в таких случаях – из-за пустяка. Служанка королевы, испанка родом, найдя письмо от короля Испании и не припомнив, чтобы от него была эстафета, показала письмо первым делом Людовику. Обман вскрылся почти сразу же. Король приказал одному из своих приближенных, графу де Гишу, провести расследование и узнать автора.

Граф, поскольку именно он с де Вардом замысливал эту комбинацию, указал на герцогиню де Навайм, помня гнев Людовика на нее из-за злополучных решеток. Людовик сразу поверил, и герцогиня с мужем уехала в ссылку. Вскоре вскрылась правда – и теперь в ссылку отправились Вард и Гиш, а герцогская чета была возвращена и обласкана.

Такие вот страсти начали было кипеть вокруг молодой женщины, но пример кружка принцессы тут же всех образумил: все поняли, что плетью обуха не перешибешь и надо строить свою придворную жизнь с учетом новых обстоятельств.

Тем временем король купил своей фаворитке дворец, в одной из комнат которого она нашла еще один подарок короля – ларец с драгоценностями. Она продает бриллианты и на вырученные деньги основывает два госпиталя: для бедных стариков и для воспитания бедных сирот.

Две недели она никуда не выходила из своего нового дворца, привыкая к своему новому состоянию. А когда вышла после этого добровольного заточения, двор был у ее ног. Ее признали своей новой повелительницей, и весь двор считал за честь раболепно ей прислуживать.

Началась официальная эпоха фаворитизма. Людовик любил ее, но, как король и мужчина, он все же ревнует ее к ее характеру (Сен-Симон писал: «Полюбив его первая, стыдилась своей любви, а еще более того, что плоды их любви были признаны и возвеличены против ее воли»), ее постоянным печалям, ее раздумьям о ее неизбывном грехе. О каком грехе она смела рассуждать, если он слышал постоянно от того же духовенства: «О короли, вы – как Боги!» А сам он сформулирует позднее (но чувствовал эту мысль в себе уже сейчас): «Бог бесконечно ревнив к своей славе. Он, может быть, нас сделал столь великими только затем, чтобы воздаваемое нами (т. е. им самим. – Примеч. авт.) ему почтение, оказывали Ему больше чести».

Поэтому он пребывал в твердой уверенности, что, любя его, ла Вальер должна отринуть все свои мрачные думы и предаваться беспечальному счастью. Луиза молчаливо сопротивлялась. Тем не менее, возвращаясь к словам Сен-Симона о плодах любви, их неофициальная семья неуклонно пополнялась. У Луизы и Людовика будет четверо детей, из которых выживут двое – дочь, мадемуазель Нант, будущая принцесса Конти (она будет первой, кто откроет собой традицию, согласно которой Людовик своих незаконных детей всеми силами сближал со всеми знатнейшими родами Франции, с принцами крови. В дальнейшем, любя своих незаконных детей больше, он даже уравняет их с законными родственниками, дав им право на возможность занятия французского престола). И ее младший брат – граф Вермандуа, который станет адмиралом Франции.

Луиза пребывала по-прежнему в плену своих дум. Собственно, это и понятно, ибо никаких других особых страстей и забот у нее не было. Политикой она не интересовалась, гипертрофированным честолюбием не страдала. Особым корыстолюбием тоже, всецело полагалась на щедрость Людовика, которая, надо сказать, ее не обманывала.

Деньги ей поступали через главного финансиста короля Людовика. Она получала от него