Воспоминание о будущем - Михаил Хазин

Таким образом, единственным шансом вывести Россию из-под контроля Германии и не попасть затем под контроль Великобритании было создание собственного рынка продукции машиностроения. Без этого говорить о какой бы то ни было независимости и собственном развитии было невозможно. Что, как следует из предыдущих глав настоящей книги, однозначно следует и из экономической теории. И первым эту задачу поставил (как приоритет государственной политики) и начал решать как раз Столыпин. Многие бессмысленно произносят его фразу про 20 лет спокойной жизни, не понимая ее смысла, а он был очень прост – Столыпин считал, что его программа создания внутреннего рынка продукции отечественного машиностроения как раз за этот срок и будет решена. К началу 30-х годов то есть.

Предложенное им решение состояло в том, чтобы ускоренным образом, с помощью и под контролем государства провести реформу, очень напоминающую огораживание в XVI в. в Англии. Без его эксцессов, разумеется. Впрочем, в России, с ее просторами, проблем с поиском места для разорившихся крестьян не было, так что не было нужды в кровавых законах против бродяжничества. При этом появлялись крупные фермерские хозяйства, которые были заинтересованы в развитии технологий и закупке сельхозтехники (т. е. той самой продукции машиностроения). Более того, наличие и техники, и большого объема товарного продукта (зерна) позволяло использовать для развития банковский кредит, т. е. переводило эти хозяйства из реально феодальных отношений в систему капиталистических, при которых можно было финансировать инновационное развитие.

Не вдаваясь в детали, просто констатируем: реформа провалилась. Можно много рассуждать на тему о том, почему; я сейчас выскажу свое мнение, но авторитетом я тут не являюсь. Скорее, можно только говорить о сравнении с более поздней реформой Сталина, которая как раз завершилась успехом. И суть отличия состоит в том, что Столыпин общину разрушал, а Сталин, наоборот, усиливал. При этом Столыпин хотел, чтобы на развалинах общины возникали крупные фермерские хозяйства (которые как раз и стали бы потребителями продукции машиностроения и обеспечивали бы более эффективные технологии), а в результате получил засилье кулаков, т. е. сельских ростовщиков, занимавшихся кабальной эксплуатацией своих земляков, не вкладывая денег в развитие производства.

Степень ненависти среди крестьян к этим людям была запредельная (и потом она проявила себя в коллективизации), а эффект для экономики оказался довольно слабым. В общем, реформа Столыпина провалилась. А вот реформа Сталина, которая состояла в том, чтобы сделать именно общину потребителем продукции машиностроения, вполне себе завершилась успехом. При этом он сделал еще более тонкую вещь, а именно создал промежуточную государственную структуру, машинно-тракторные станции (МТС), которые и содержали технику, а по заказу колхозов выполняли соответствующие работы. Это обеспечивало грамотную эксплуатацию техники и повышало эффективность работы. Но это уже детали. Главное – реформа Сталина завершилась успехом.

Повторю еще раз базовые тезисы этой главы. Ключевой задачей России в начале ХХ в. было создание собственного внутреннего рынка продукции машиностроения, что было необходимо для построения собственного воспроизводственного контура в экономике. Отметим, что необходимо – это не значит достаточно, индустриализация была нужна в любом случае, если бы ее не было, то аграрная реформа привела бы к необходимости закупки тракторов по импорту. И индустриализацию провели практически одновременно с аграрной реформой (коллективизацией). Первая пятилетка началась в 1928 г., чуть позже началась массовая коллективизация.

Отметим, что в отличие от, скажем, британского огораживания избыток рабочих рук, который появлялся в деревне почти автоматически по мере роста производительности труда, в СССР тут же находил себе применение. А государство использовало инструмент планирования для того, чтобы сбалансировать два этих базовых процесса – создание промышленности, готовой производить продукцию машиностроения, и создание рынка для этой промышленности. И, как мы видим, в отличие от реформы Столыпина в СССР этот процесс завершился успешно, были созданы не только воспроизводственный контур, но и, чуть позже, пятая (и последняя) технологическая зона.

Процесс создания собственного воспроизводственного контура в Советском Союзе ускорил (хотя и не был причиной) начало Второй мировой войны. О причинах войны писалось много; собственно, одна из главных тем западной пропаганды последних десятилетий – доказать, что СССР был одним из главных организаторов этой войны. Я даже не буду всерьез обсуждать эту глупость, прежде всего потому, что обсуждение клеветников – это не моя тема. Но уже описанные выше теоретические положения позволяют очень просто объяснить, в чем же была ее реальная причина.

Первая мировая война была войной за рынки, ее масштаб и задачи были следствием первого ПЭК-кризиса, который впервые стал проявляться за четверть века до ее начала. И итог этой войны, с точки зрения победителей, должен был дать преференции победителям именно в области рынков. А преференции могли быть только в одном: отобрать у Германской технологической зоны те рынки, которые она контролировала. В пользу победителей, естественно.

Эта задача и была решена по итогам Парижской конференции (проходившей с января 1919-го по январь 1920 г.), когда у Германии отобрали и ее колонии (не такие уж, кстати, многочисленные), и те рынки, которые у нее были в Центральной Европе. Но поскольку задачи уничтожения ее не ставились (на конференции даже ставился вопрос о таком устройстве Европы, чтобы исключить дальнейшие войны), то ей вполне официально оставили рынки на востоке. То есть нынешнюю Восточную Европу и то, что осталось от Российской империи.

К слову, для того чтобы Германия не могла быстро восстановить (на базе имеющихся технологий) свою технологическую зону, между ней и Россией была создана довольно агрессивная к России (да и к Германии на первом этапе) Польша, которую при этом страны Антанты активно стимулировали к политическому (да и военному, войну 1920 г. не Россия начала) экстремизму.

Отметим, что эти страны Восточной Европы были (на тот момент) очень бедными и особо серьезными рынками не являлись. Населения, в частности в России, было много, но бо́льшая его часть не была потребителями, оно жило в условиях натурального хозяйства. Именно потому эту территорию (в которой после распада Австро-Венгрии и Российской империи даже государств более или менее прочных не было) и отдали Германии – особого интереса она для тогдашних экономических лидеров в краткосрочном интервале не представляла. Впрочем, в процессе Гражданской войны в России Британия, США и Япония попытались получить на халяву часть территорий (прославившись на них такими зверствами, которые никаким русским участникам и не снились), однако их довольно быстро выкинули. Но вот в 20-е годы начались проблемы.

Дело в том, что успех Сталина в части построения собственного воспроизводственного контура в экономике поставил постверсальскую Германию перед тотальной катастрофой. Передовая с точки зрения технологий на тот момент промышленность Германии (напомним, что именно в этой стране появились первый реактивный самолет и первая баллистическая ракета, взлетел первый вертолет, был сделан первый компьютер, да и, по стандартам США, первый беспилотный космический полет тоже был совершен в Германии, в 1943 г.) просто не могла бы существовать при тех рынках, которые остались у нее в Европе и которые еще более сократились после того, как СССР начал построение собственной системы разделения труда. И вернуть эти рынки иначе как силой Германия не могла.