Линия судьбы - Наталья Рощина

Солнца на небе больше не было. Не осталось красоты уходящего лета, ничего из того, что раньше приводило ее в умиление. Не было чувства голода, жажды, глаза отказывались видеть, уши — слышать. Ни одна информация больше не интересовала Любовь Ивановну. Она, как робот, делала все механически, односложно отвечала на вопросы. И оставалось только удивляться тому, что она все еще находилась в здравом уме, не потеряла способность реагировать на происходящее вокруг. Эти молодые люди, суетившиеся рядом, вызывали в ней зависть, с которой не было сил бороться, старики — раздражение, стыдиться которого Любовь Ивановна не собиралась.

Он погиб, сорвавшись с высоты, достаточной для того, чтобы разбиться насмерть. Но до того как Гоша упал, он получил удар током, практически испепеливший его. Мастер цеха, на глазах которого произошел несчастный случай, получил инфаркт. Врачи на носилках уносили его, едва владеющего речью, а он шептал, что Гоша нарочно взялся за провода. За мгновение до этого он посмотрел вниз и, увидев мастера, что-то прокричал ему, а потом быстро, уверенно, целенаправленно схватил оголенный провод рукой. Площадь поверхности ожогов была смертельной, но кроме того, он получил множественные переломы, сотрясение мозга, травму позвоночника. Он умер, так и не придя в сознание. Природа пощадила его, не дав осознать, ощутить, что с ним произошло после того, как пальцы сжали смертоносный провод…

Любови Ивановне позвонили на работу. Она сразу поняла, что случилось ужасное. Закрыв глаза, она стояла с трубкой в руке, вспоминая в мельчайших деталях их последнее утро. Гоша почти ничего не съел, помыл за собой посуду и вдруг попросил ее посидеть рядом. Она отложила фен, которым собиралась уложить вымытые волосы, и, улыбаясь, села напротив. Она не удивилась, не почувствовала неладного. Напротив — обрадовалась, решив, что дождалась: холодок между ними все-таки растаял. Ведь кто, как не она, способна ради Гоши — на все? Он не может не знать этого, поэтому и старается загладить вину за столько молчаливых месяцев, недосказанных слов, недоданного тепла. Теперь Любовь Ивановна понимала, что он прощался с ней. Его горячая ладонь с минуту сжимала ее руку, а потом Гоша резко разжал пальцы, поцеловал ее в щеку и быстро вышел в коридор. Она не успела вынести ему бутерброд и кофе в маленьком термосе, потому что неожиданно хлопнула входная дверь. Любовь Ивановна выглянула в окно и увидела, как Гоша, не оглядываясь, удаляется своей легкой, пружинистой походкой. Она удивилась его поспешному уходу, но быстро забыла о том, что это утро отличалось от сотен других, что они встретили вместе. Если бы она только знала, что ждет ее в этот так прекрасно начавшийся день…

Любовь Ивановна бросила горсть земли на блестящую крышку гроба, услышала, как она глухо ударилась и рассыпалась на мельчайшие комочки. Звук, лишающий последней надежды. Все время, глядя на лицо Гоши, Любовь Ивановна проигрывала в мыслях сцену, как он вдруг открывает глаза и, улыбаясь, приподнимается на локтях. Фантазия не казалась ей кощунственной. Она помогала ей отрешиться от пронзительно звучащей музыки. Потрясенная горем женщина не осознавала, что стоит в шаге от безумия.

— Все, — тихо сказала она, и ее слова услышал только Боря Краснин, оказавшийся ближе всех.

Он взял ее под руку, чувствуя, что ее тело становится тяжелым. Еще мгновение, и Любовь Ивановна потеряла сознание. Несколько часов она находилась в беспамятстве. Она открывала глаза, и тут же тяжелые веки спешили сомкнуться. Она пришла в себя уже дома. Из-за закрытой двери доносились чьи-то приглушенные голоса. Приподнявшись на локтях, Любовь Ивановна сразу выхватила взглядом фотографию Гоши в рамочке, с траурной лентой. Она снова тяжело опустилась на подушку и прошептала:

— Значит, это все-таки правда.

В этот момент дверь чуть приоткрылась — заглянула однокурсница Гоши Таня Зотова. В ее покрасневших глазах Любовь Ивановна увидела вопрос. Девушка только собралась задать его, но увидела, как Гошина мама отвернулась к стене. Понимающе кивнув, Таня снова осторожно закрыла дверь. Но прошло несколько минут, и вторую попытку предпринял Боря. Он негромко постучал и, услышав «войдите», решительно открыл дверь.

— Это я, тетя Люба. Можно? — в ответ та вяло сделала пригласительный жест и вопросительно посмотрела на него. — Приехала ваша сестра.

— Лида?

— Да. Лидия Ивановна.

— Зачем? — обреченно спросила Любовь Ивановна и закрыла глаза. — Мне не нужны утешители. Разве можно утешать меня? Я виновата во всем и не желаю слышать ничьих соболезнований. Это понятно?

Борис оторопело смотрел на ее бледное лицо, растрепанные волосы. Глаза ее блестели, но не тем влажным блеском — предвестником слез. Любовь Ивановна выглядела крайне возбужденно. Когда все разошлись, Боря боялся оставить ее одну. Вместе с Таней он очень обрадовался приезду близкой родственницы. Им казалось, что присутствие близкого человека — это всегда поддержка. Однако Любовь Ивановна была настроена иначе:

— Пусть все оставят меня в покое, — мрачно произнесла она и снова закрыла глаза.

— Лидия Ивановна тоже?

— В первую очередь!

— Хорошо, но, может быть, вы передумаете?

— Нет, я не хочу ее видеть. Я буду смотреть на нее, вспоминать похороны мужа. Она ведь приезжает только на похороны. Другого повода для встреч словно бы и нет. Родная кровь — чужие люди, — горько усмехнулась Любовь Ивановна. — Я ведь Лиде первой сказала, что не допущу судьбы отца для своего сына. Гоша так мечтал пойти по его стопам, стать настоящим профессионалом. Он столько говорил об этом, а я ждала, пока она передумает. Мне казалось, что он не понимает, о чем говорит, что в нем еще слишком много романтики… Ты знаешь, Боря, я ведь запретила ему поступать на юридический. Я устраивала ему истерики, жуткие сцены, представляешь? Я так извела его, рисуя постоянный риск профессии следователя, говорила, что не переживу, если с ним что-то случится. А ведь пережила. Вот говорю с тобой, а его больше никогда не будет, никогда. Все потому, что он выбрал не свой путь, он просто пожалел меня… Боря!

— Да, я слушаю.

— Никогда никого не жалей. Прислушивайся к себе, своим желаниям, даже если тебя будут называть эгоистом, неблагодарным.

— Хорошо, тетя Люба.

— Ты говоришь с поспешностью, желая поскорее окончить наш разговор. Я все понимаю. Только пообещай никогда никому не уступать из любви или жалости, когда точно знаешь, что уступка не принесет тебе ничего хорошего.

— Я осознанно выбирал профессию, я стараюсь не противоречить себе.

— Это замечательно, Борис. Теперь только будь осторожнее. Опасность обычно поджидает там, где ты вовсе не предполагаешь…

— Я постараюсь, — Краснин кивнул, взялся за ручку двери, собираясь выйти из маленькой, душной комнаты. Любовь Ивановна подняла руку, подзывая его к себе. Боря вернулся, подошел к самому дивану.

— Что, теть Люб?

— А ведь ее на похоронах не было, — прошептала она. И хотя имя не было названо, Борис прекрасно понял, кого Любовь Ивановна имела в виду.