Том 3. Пьесы - Михаил Афанасьевич Булгаков

переживший все испытания остров!.. Встретим же ее радостно.

Вспыхивают бесчисленные фонари. Громадный хор поет с оркестром:

Испытания закончены,

Утихает океан, —

Да живет Багровый остров —

Самый славный средь всех стран!

Кири. Пьеса закончена!!

Фонарики и луна исчезают, и на сцену дают полный свет.

Эпилог

Начинается гул и движение... Туземцы расходятся. На сцену выходят: покойный лорд, леди, Паганель, Гаттерас, Паспарту. Савва Лукич один, неподвижен, сидит на троне над толпой. Вид его глубокомыслен и хмур. Все взоры обращены на него.

Лорд. Кхм... ну что же вам угодно будет сказать по поводу пьески, Савва Лукич?

Гробовая тишина.

Савва. Пьеса запрещается.

Проносится стон по всей труппе. Из оркестра вылезают головы пораженных музыкантов. Из будки — суфлер.

Кири (болезненно). Как?!

Лорд (бледнея). Как вы сказали, Савва Лукич? Мне кажется, я ослышался.

Савва. Нет. Не ослышались. Запрещается к представлению.

Ликки. Вот тебе и идеологическая! Поздравляю, Геннадий Панфилыч!

Лорд. Савва Лукич, может быть, вы выскажете ваши соображения?.. Чайку, кстати, не прикажете ли стаканчик?

Савва. Чайку выпью... мерси... а пьеска не пойдет... Хе... хе...

Лорд. Паспарту!! Стакан чаю Савве Лукичу!

Паспарту. Сейчас, Геннадий Панфилыч. (Подает чай.)

Савва. Мерси... мерси. А вы, Геннадий Панфилыч?

Лорд. Я уже закусил давеча.

Гробовая тишина.

Ликки. Торговали кирпичом и остались ни при чем... Эхе... хе...

Паспарту. Кадристы спрашивают, Геннадий Панфилыч, им можно разгримироваться?

Лорд (шипящим голосом). Я им разгримируюсь, я им так разгримируюсь...

Паспарту. Слушаю, Геннадий Панфилыч... (Исчезает.)

Внезапно появляется Сизи, он в штатском костюме, но в гриме царя и с короной на голове.

Сизи. Я к вам, гражданин автор... Сундучков, позвольте представиться. Очень хорошая пьеска... Замечательная... Шекспиром веет от нее даже на расстоянии... У меня нюх, батюшка, я двадцать пять лет на сцене. С покойным Антоном Павловичем Чеховым, бывало, в Крыму... Кстати, вы на него похожи при дневном освещении анфас. Но, батюшка, нельзя же так с царями... Ну что такое?.. В первом акте... исчезает бесследно...

Кири (смотрит тупо). Убит...

Сизи. Я понимаю. Я понимаю. Так царю и надо. Я бы сам их поубивал всех. Слава богу, человек сознательный, и у меня в семье одни сплошные народовольцы... Иных не было... Убей!.. но во втором акте...

Ликки. Что у тебя за манера, Анемподист, издеваться над людьми? Ты видишь, человек убит.

Сизи. Как то есть?

Ликки. Ну хлопнул Савва пьесу.

Сизи. А-а. Так... так. Так. Понимаю. Превосходно понимаю. Ведь разве же можно так с царями? Какой бы он ни был арап, он все же помазанник...

Лорд. Анемподист! Ты меня очень обяжешь, если помолчишь одну минуту.

Сизи. Немею. Перед лицом закона немею. Дура лекс... дура[83].

Попугай. Дура!

Сизи. Это не я, Геннадий Панфилыч, это семисотрублевый попугай.

Лорд. Метелкин. Без шуток. Савва Лукич! Я надеюсь, это решение ваше не окончательно?

Савва. Нет, окончательно... Я люблю чайку попить за работой... В Центросоюзе, наверно, брали?

Лорд. В сентр... цаюзе... да... Савва Лукич.

Кири (внезапно). Чердак?! Так, стало быть, опять чердак? Сухая каша на примусе?.. Рваная простыня?..

Савва. Кх... виноват, вы мне? Я немного туг на ухо...

Гробовейшая тишина.

Кири. ...Прачка ломится каждый день: когда заплатите деньги за стирку кальсон?! Ночью звезды глядят в окно, а окно треснувшее, и не на что вставить новое... Полгода, полгода я горел и холодел, встречал рассветы на Плющихе[84] с пером в руках, с пустым желудком. А метели воют, гудят железные листы... а у меня нет калош!..

Лорд. Василий Артурыч!!

Савва. Я что-то не пойму... Это откуда же?..

Кири. Это? Это отсюда. Из меня. Из глубины сердца... вот... «Багровый остров»! О, мой «Багровый остров»...

Лорд. Василий Артурыч, чайку!.. Монолог. Это, Савва Лукич, монолог!

Савва. Так... так... что-то не помню.

Кири. Полгода... полгода... в редакции бегал, пороги обивал, отчеты о пожарах писал... по три рубля семьдесят пять копеек... Да ведь как получал гонорар... Без шапки, у притолоки... (Снимает парик.) Заплатите деньги... дайте авансиком три рубля... Вот кончу... вот кончу «Багровый остров»... И вот является зловещий старик...

Савва. Виноват, это вы про кого?

Кири. ...и одним взмахом, росчерком пера убивает меня... Ну вот моя грудь, пронзи ее своим карандашом...[85]

Лорд. Что вы делаете, несчастный?! Чайку!..

Кири. Ах, мне нечего терять!.. Плюйте в побежденного, топчите полумертвую падаль орла!

Бетси, Леди. Бедный, бедный, успокойтесь!.. Василий Артурыч!

Лорд. Вам нечего, а мне есть чего! Братцы, берите его в уборную. Театр — это храм. Паспарту!

Сизи, Ликки, Паспарту увлекают Кири.

Бетси. Василий Артурыч... Успокойтесь, все будет благополучно... Что вы?

Кири (вырываясь). А судьи кто? За древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима. Сужденья че́рпают из забытых газет времен колчаковских и покоренья Крыма...[86]

Лорд. Уж втянет он меня в беду![87] Сергей Сергеич... я пойду... Братцы, берите его!

Леди. Миленький, успокойтесь, я вас поцелую.

Бетси. И я.

Савва. Это что же такое?

Лорд. На польском фронте контужен в голову...[88] громаднейший талантище... форменный идиот... ум... идеология... он уже сидел на Канатчиковой даче[89] раз. Театр — это храм, не обращайте внимания, Савва Лукич. Вы меня знаете не первый день, Савва Лукич. Савва Лукич! Пятнадцать тысяч рублей! Три месяца работы... Скажите, в чем дело?..

Савва. Контрреволюционная пьеса.

Лорд. Савва Лукич! Побойтесь бо... что это я говорю... Побойтесь... а кого... неизвестно... Никого не бойтесь... Контрреволюция... В моем театре? Савва Лукич! В чем дело? На пушечный выстрел я не допускаю контрреволюционеров к театру! В чем дело?..

Савва. В конце.

Общий гул, внимание.

Лорд. Совершенно правильно. Батюшки мои. То-то я чувствую, чего, думаю, не хватает в пьесе? Савва Лукич, золотой вы человек для театра! Клянусь вам. На всех перекрестках это твержу! Нам нужны такие люди в СССР! Нужны до зарезу! В чем же дело в конце?

Савва. Помилуйте, Геннадий Панфилыч. Как же вы сами не догадались? Не понимаю. Я удивляюсь вам!..

Лорд. Совершенно верно, как же я не догадался, старый осел-шестидесятник?

Савва. Матросы-то, ведь они кто?

Лорд. Пролетарии, Савва Лукич, пролетарии, чтоб мне скиснуть...

Савва. Ну дак как же? А они, в то время когда освобожденные туземцы ликуют, остаются...

Лорд. В рабстве, Савва Лукич, в рабстве. Ах, я кретин!

Сизи.