Спасти «Скифа» - Андрей Анатольевич Кокотюха

с Анной. Микроскопические осколки кирпича, отбитые свинцом, задели щеку и ухо Максима.

Девушка вскрикнула и, не отпуская локтя своего спутника, для чего-то пригнулась, словно так можно было уберечься от следующей пули, а после начала оседать на тротуар. Первой мыслью Чубарова было – ранена, хотя откуда, второй раз ведь не стреляли? Но тут же он понял: Анна собирается лечь на тротуар – так всегда происходит, когда начинается пальба. Не давая ей этого сделать, Максим рывком заставил девушку разогнуть колени, выпрямиться, снова рванул, теперь уже, прикрывая ее собой. А правая рука уже рвала из кармана «вальтер».

Однако Аня, очень быстро опомнившись, повела себя иначе – теперь она, цепко схватив своего спутника за правую, вооруженную руку, повлекла Чубарова к ближайшему парадному, дверь которого висела на одной петле. Максим подчинился, они вбежали в подъезд, и теперь он сам, подхватил девушку свободной рукой, поволок ее вниз, под лестницу, туда, где сильнее сгущалась темнота. Упершись в стену, Чубаров прижал к ней Анну, так сильно, что она снова не сдержала вскрик, но моментально взяла себя в руки, крепко обхватила Максима за плечи, прижалась к нему всем телом.

Чубаров почувствовал, как она дрожит, как сильно колотится ее сердце, а еще – ощутил другую, давно забытую дрожь, которую вызывает у здорового мужчины прикосновение молодого крепкого женского тела. Первой мыслью было отстранить от себя Анну: ведь так недолго и позабыть о том, где находишься, почему здесь и вообще – обо всем на свете. Впервые за несколько минувших суток Максим подумал не только о войне, и в нем проснулся, пусть даже на краткий миг, не только инстинкт самосохранения. Но он не отстранил от себя Аню, наоборот – еще крепче прижал к себе. Теперь ее тяжелое, частое и горячее дыхание обдавало его лицо.

Так они стояли в полумраке, замерев и вслушиваясь в звуки, доносящиеся с улицы. Чубаров не знал, о чем думала сейчас Анна. Но теперь, когда сам он чувствовал, что они с девушкой в пусть относительной, однако все же – безопасности, мысли снова упорядочились. И Максим смог достаточно быстро оценить их положение.

На первый взгляд, оно казалось незавидным. Да и на второй – тоже. Стрелять пускай вечером, но все-таки – в светлое время суток на безлюдной улице могли только в немца. То есть в человека, на котором немецкая форма. Видимо, его выслеживали, может быть, даже от тех развалин, где всего каких-то двадцать минут назад он встретился со старым знакомцем из прежней уголовной жизни. А если – Копыто? Чубаров тут же прогнал эту мысль. Конечно, сволочь тот порядочная, вот только жаден тоже порядочно. Сделка, заключенная старыми приятелями, обещала выгоду, прежде всего, самому Копытову. Еще можно допустить, что за Соловьем послали «хвост» в надежде узнать, где тот затаился и, коли повезет, отобрать драгоценности, не выполняя своей части уговора и совершенно ничем не рискуя. Но при таком раскладе стрелять в Чубарова тем более не выгодно. Если уж стрелять, то после того, как выследят и выпотрошат…

Максим ослабил объятия, потом совсем разжал их, отстранил Аню. Почувствовав, что та хочет что-то сказать, предусмотрительно прижал к губам палец. Глаза уже успели немного привыкнуть к темноте, Чубаров увидел, как девушка послушно закивала, жестом велел ей укрыться под лестницей так глубоко, насколько это возможно, а сам, неслышно ступая и выставив перед собой руку с пистолетом, сделал несколько шагов ближе к выходу.

Замер. Прислушался. Мысли продолжали лихорадочно работать.

При других обстоятельствах, рассудил Чубаров, они могли бы не прятаться от патруля, который непременно должен появиться на выстрел. Конечно, он не указал бы немцам, откуда стреляли, однако происшествие выглядело логичным: немецкий солдат прогуливается с девушкой по тихой улице, это не запрещено, а тут вдруг на него совершено покушение, кстати – неудачное. Вот только немец из Максима Чубарова – халтурный, тем более – при близком рассмотрении. И мало того, что какой-то неизвестный мститель сам себя подвел под цугундер, он к тому же подложил большую свинью им с Аней.

Ненависть к оккупантам вполне объяснима, неизвестный не обязан отличать переодетого немца от настоящего. Однако же благодаря ему на патруль вполне могут нарваться и Чубаров с девушкой. А им следует избегать такой встречи, значит, придется убегать и прятаться, вести себя еще более подозрительно, если же в ближайшее время немцы оцепят квартал, они окажутся в ловушке. Допустим, удастся спрятаться, Анна наверняка знает укромные местечки. Но сколько придется сидеть в норе, пережидая, пока все уляжется? До темноты? В начале июля темнеет очень поздно, Сотник с остальными станут томиться ожиданием, и еще неизвестно, безопасно ли будет ночью возвращаться в этот район.

Сделав еще полшага вперед, Чубаров ловил каждый звук снаружи.

И услышал немецкую речь.

Она приближалась, звучала громче, и хотя Максим не разбирал слов, он отметил: голоса не тревожные. Потом голоса, как и звуки шагов по разбитой мостовой, стали громче, четче, он большим пальцем сбросил предохранитель, приготовился к возможному рывку – вбегая в подъезд, успел обозначить боковым зрением сквозной выход, если что – рванет туда, уводя погоню за собой, в сторону от Анны. Но шаги, всего лишь на какой-то миг замедлившись у входа в их укрытие, затопали дальше и вскоре совсем удалились. Опять воцарилась тишина.

Выждав еще какое-то время, Чубаров осторожно переместился к дверному проему, сосчитал про себя до двадцати и выглянул наружу. Улица снова стала пустынной, вроде и не случилось ничего. С того места, где сейчас находился Максим, достаточно хорошо просматривалась противоположная сторона – та, откуда стреляли и где, очень даже может быть, сейчас прячется незадачливый снайпер.

А ведь он, и вправду, там, осенило вдруг Чубарова.

Понимая, что на выстрел может появиться патруль, стрелок так же, как и они с Анной, вряд ли захотел рисковать, убегая подальше и тем самым обязательно привлекая внимание к себе. Вероятнее всего, он затаился в каком-то темном углу и сейчас собирается выбраться из убежища. Вполне может быть, что стрелок увидел, как немец и его спутница тоже спрятались. Значит, готов повторить попытку, или же ему просто нужно будет уходить.

Если это так…

Еще не находя логичного объяснения своему внезапному порыву, Чубаров обернулся, крикнул через плечо громким шепотом: «Сиди тут!», а затем, оттолкнувшись от дверного косяка и придавая себе тем самым ускорение, пригнулся и одним стремительным броском пересек пустынную улицу, влетев в арку зияющей напротив подворотни, прислонился к стене, отдышался.

Сейчас он поставил себя на