Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России - Андрей Савельев

Простая мысль о смешении высказывалась основателем русской антропологической школы Анатолием Петровичем Богдановым: «Если в густонаселенную местность, представляющую более или менее компактную массу, однородную по своему кровному составу, попадает незначительное число переселенцев иной расы или если они выше по культуре, то оставляют несомненные следы своего прихода в языке, в нравах и обычаях, но с кровной точки зрения они совершенно исчезают в первобытном населении. Замечательною, что призвание варягов имело большое бытовое и государственное значение, оставило свой след в истории народа, но не оставило никакого антропологически заметного следу. Иное дело бывает, если в редко разбросанное, малочисленное население попадает сравнительно значительное число новых колонизаторов. Если от прикосновения ними не исчезнет племя, не уйдет в другие места, не будет перебито или не вымрет от отнятия у него единственно возможных условий для его существования, то оно подчиняется новым колонизаторам земли, и притом не в смысле политическом или бытовом исключительно, а в смысле антропологическом, если только оба племени при соединении могут давать плодущие поколения».

В своих работах А. Н. Богданов выделяет несколько причин асимметричности смешения:

1. Традиция неприятия инородцев и иноверцев в семью: «идеал русского человека вовсе не таков, чтобы легко скрутить свою жизнь с какою-либо „поганью“, как и теперь еще сплошь и рядом честит русский человек иноверцев. Он будет с ним вести дела, будет с ним ласков и дружелюбен, вой дет с ними в приязнь во всем, кроме того, чтобы породниться, чтобы ввести в свою семью инородческий элемент. На это простые русские люди и теперь еще крепки, и когда дело коснется до семьи, до укоренения своего дома, тут у него является своего рода аристократизм, выражающийся в отвращении к инородкам». Следовательно, смешанные внесемейные дети жили в более трудных условиях (отторжение у обоих народов инородческой связи, «неполная» семья, угнетение потомства) или в малодетных семьях, если происходил разрыв с традицией — также из-за более тяжелых условий (прежде всего, из-за отсутствия поддержки старших поколений в деле воспитания потомства).

2. Мужской состав колонизаторов: «В соприкосновении с инородцами, как это мы видим и теперь везде, куда проникают европейцы, приходят не семьи европейцев с семьями туземцев, а бессемейная европейская толпа мужчин в виде войска, матросов, искателей приключений, торговцев, весьма много вредящая антропологу в сравнении чистоты типа первобытных племен». Соответственно прочная семья была почти немыслима, а хаотические половые связи беспорядочными — внесенный смешанный элемент просто поглощался туземной средой. Отчасти сопротивляемость колонизаторам может выражаться в том, что метисы первой крови (от первого смешения) представляют более сходства с материнской расой, чем с отцовской.

3. Направленность метисации. Например, ведущую к чрезвычайной редкости случаев рождений, происходящих от англичан с австралийками и французов с новокаледонками. И наоборот, на островах Полинезии плодовитость с европейцами оказывалась более высокой, чем с местной расой. Направленность метисации может быть связана также с большей смертностью потомства (в разных возрастах) или снижением плодовитости метисов.

4. Нестойкость признаков метисации. Например, мулаты — метисы первой крови — демонстрируют большой разброс в пигментации кожи. В целом наблюдается преобладание черт либо материнской, либо отцовской расы. Неустойчивость, соответственно оказывается причиной того, что смешение не дает признаков новой расы, и последующие смешения восстанавливают разграничительные признаки практически в полном объеме (хотя следы первичного смешения могут угадываться во многих поколениях). Устойчивая численность метисов с выраженными смешанными признаками возможна лишь при беспрерывных контактах двух рас. Прекращение таких контактов должно приводить к достаточно быстрому исчезновению метисов.

В целом уже само существование достаточно многочисленного народа, осознающего свое единство, в достаточной степени свидетельствует о направлении биологического отбора при смешении и о том, что прежние этнические кризисы были преодолены без существенного ущерба «чистоты крови».

Кризис может возникнуть, например, в условиях дефицита ресурсов, порожденного либо изменившимися природными условиями, либо хозяйственным прогрессом, повлекшим за собой резкий рост численности этноса. В обоих случаях часть этноса покидает вмещающий ландшафт и образует завоевательную армию. Эта армия со своими представлениями о священном не может принимать за людей членов другого этноса, встретившихся у нее на пути. Смешение здесь может быть лишь частичным — за счет браков с иноплеменницами. Но эти браки не ведут к устойчивой заботе о потомстве со стороны завоевателей. Численность поглощаемого этноса катастрофически падает и за счет разгрома хозяйства, и за счет уничтожения «нелюдей», каковыми кажутся завоевателям коренные жители. Таким образом в случае успеха завоевателей этническое смешение также остается малосущественным. И даже если мы представим себе фантастическую ситуацию, когда конфликта идентичностей не происходит, мы всегда отметим несимметричность метисации относительно будущего смешивающихся рас (о чем сказано выше).

Остается единственная возможность для заметного этнического смешения — маргинальные зоны этнического расселения. В этих маргинальных зонах представление о священном размыто и интенсивность смешения может поддерживаться на высоком уровне достаточно долго. Здесь завоевания могут носить характер разбоя (например, с похищением женщин). Здесь возможен обмен, поскольку предметы быта не настолько нагружены сакральными функциями, как в сердцевине этноса. Как раз остатки этой сакральности могут вести к сближению и даже породнению представителей разных этносов. И все-таки новая сакральность на данной территории (например, новый тип захоронений) может быть связана либо с полным уничтожением прежнего этноса (этнического ядра), либо с его биологическим сохранением после кризиса прежней сакральности и заимствованием у соседей нового ритуала и отчасти — заимствования родовой аристократии. Никакого этнического смешения новая сакральность не означает.

Реальное этническое смешение наступает только если два этноса испытывают общий кризис и сливаются на одной территории как беженцы. Это возможно лишь в связи с экологической катастрофой, происшедшей в течение короткого времени (наступление ледника к таковым не относится) или нашествием, которое сносит один этнос за другим, превращая их в перемешанную массу. Тогда беженцы, остановившись, наконец, и заняв какой-то ландшафт, могут смешаться и образовать новый этнический организм. Возможно, такой механизм сработал, когда орды Чингисхана сметали все на своем пути.

Интенсивное смешение, казалось бы, становится возможным лишь в условиях перехода от городов-государств к территориальным государствам. Но и здесь имеется сложный момент. Новый тип нашествия (наиболее ярко зафиксированный в истории войн Александра Македонского) предполагает только замену племенной элиты или ее подчинение имперским планам завоевателя. Имперский принцип формирования государственности полностью отрицает какую-либо массовую ассимиляцию, лишь приоткрывая двери в общеимперскую элиту для инородческих элит. То есть, речи об этническом смешении снова нет. Именно поэтому империи часто распадаются по границам этнических ареалов, которые существенным образом не меняются, а еще чаще — по границам административно-культурных ареалов с восстановлением прежних государственных образований.