Галактическая империя - Айзек Азимов

– Сказал, будто ану… анализировал Ничто. С большой буквы «Н». Анализировать – это значит разбирать что-то на части, вроде того, как… – принялась объяснять Валона, не дождавшись реакции Тиренса, но тот рассеянно ее перебил:

– Я знаю, что такое «анализировать».

– Значит, вы поняли, что имел в виду Рик? – встревоженно спросила Валона.

– Может быть, девочка.

– Староста, а разве можно делать что-нибудь с Ничем?

Поднявшись на ноги, Тиренс коротко улыбнулся:

– Ну, как же, Валона! Неужели ты не знаешь, что наша галактика состоит в основном из Ничто?

На ее лице не было и тени понимания, однако она нисколько не усомнилась в его словах. Староста – образованный человек. Внезапно она поняла, что Рик, ее Рик, еще более образованный, и преисполнилась гордости.

– Пойдем. – Тиренс протянул ей руку.

– Куда?

– Где сейчас Рик?

– Дома. Спит.

– Прекрасно. Я тебя провожу. Не нужно, чтобы патрульные застали тебя одну на улице.

Ночью деревня казалась вымершей. Фонари едва освещали единственную улицу, делившую рабочий поселок надвое. Накрапывало. Теплый дождик моросил почти каждую ночь. Совсем слабенький – зонты или плащи не требовались.

Валона никогда еще не бывала на улице в столь поздний час в рабочую пору и боялась. Она старалась ступать как можно тише и прислушивалась, не доносятся ли шаги патрульных.

– Не надо идти на цыпочках, Валона, – сказал Тиренс. – Ведь с тобой я.

Его голос прозвучал так громко, что она подпрыгнула и послушно ускорила шаг.

В домике Валоны было темно, как и во всех прочих, поэтому они вошли внутрь с осторожностью. Тиренс родился и вырос в подобной лачуге, и хотя потом долго жил на Сарке, а теперь занимал трехкомнатный дом с отдельной ванной, он почувствовал некоторую ностальгию. Обстановка была простой, ничего лишнего: гладкий цементный пол, кровать, комод, два стула да шкаф в углу.

В кухне и ванной необходимости не было: ели все в фабричной столовой, а мылись в общественных душевых, чьи ряды тянулись на задах домов. Климат на Флорине мягкий, и защищать окна от мороза и дождя не требовалось. Во всех четырех стенах имелись загороженные ширмами отверстия, которые прикрывал от ночной мороси широкий карниз.

Тиренс включил прихваченный с собой фонарик и увидел, что один угол отгорожен старенькой ширмой. Он вспомнил, как сам раздобыл ее для Валоны, когда Рик стал уже скорее мужчиной, чем ребенком.

– Разбуди его, Валона, – кивнул он на угол.

– Рик, Рик! – Она постучала по ширме. – Вставай, маленький!

Оттуда захныкали.

– Это я, Лона.

Они зашли за перегородку. Тиренс посветил сначала на их с Валоной лица, потом на Рика. Тот заслонился от яркого света:

– Что случилось?

Тиренс присел на край койки, обратив внимание, что Рик спит на нормальной кровати. Когда-то Тиренс нашел для него старую расшатанную раскладушку, но, как оказалось, Валона оставила ее себе.

– Рик, Валона сказала, что к тебе возвращается память.

– Да, староста.

С Тиренсом он всегда держал себя очень почтительно, поскольку тот был самым важным человеком в поселке. Даже управляющий фабрики относился к старосте с должным уважением.

Рик рассказал о вернувшихся днем воспоминаниях.

– А с тех пор ты больше ничего не вспомнил?

– Ничего, староста.

– Хорошо, Рик. – Тиренс отрешенно потер руки. – Спи.

Валона проводила его до двери, крепясь изо всех сил, но то и дело вытирала глаза тыльной стороной своей широкой ладони.

– Староста, ему придется меня бросить, да?

– Ты ведь уже взрослая, Валона, – серьезно ответил Тиренс, беря ее за руку. – Я заберу его ненадолго, а потом обязательно верну.

– А что дальше?

– Я не знаю. Пойми, сейчас для нас нет ничего важнее воспоминаний Рика.

– Вы думаете, все будет так, как он сказал? Люди на Флорине умрут?

– Только никому об этом не говори, Валона. – Тиренс сжал ее пальцы. – Иначе придут патрульные и заберут Рика навсегда. Вот о чем тебе надо думать.

Он не спеша вернулся домой, в задумчивости не замечая, как дрожат руки. Сон не шел. Проворочавшись час, Тиренс достал наркополе. Оно было из того немногого, что он привез с собой с Сарка, когда его назначили старостой на Флорине. Наркополе облегло голову, словно тонкая фетровая шляпа. Тиренс выставил таймер на пять часов и нажал кнопку.

Едва он успел устроиться поудобнее, как аппарат, с небольшой задержкой, отключил бодрствующие центры его головного мозга, мгновенно погрузив в сон без сновидений.

Они оставили скутер в боксе, на стоянке у окраины Города. Скутеры в Городе – редкость, а Тиренс не хотел привлекать лишнее внимание. Ему вспомнился Верхний город с диамагнитными наземными автомобилями и гироскопами-антигравами. Ну, так на то он и Верхний, здесь все иначе.

Рик смотрел, как Тиренс закрывает бокс, прижимая палец. Чувствуя себя немного неудобно в новом комбинезоне, он неохотно двинулся за старостой под сооружение, похожее на высокий мост, – первую опору Верхнего города.

У всех прочих городов на Флорине были имена, этот же назывался просто Городом. На планете считалось, что рабочим и поселянам, обитавшим в нем самом или в его окрестностях, несказанно повезло. В Городе и врачи лучше, и больницы, больше фабрик и винных магазинов, даже роскошь какая-никакая имелась. Сами жители относились ко всему этому с меньшим восторгом. Ведь они жили в тени Верхнего города.

Тот же полностью оправдывал свое название. Город был жестко разделен горизонтальным слоем бетоносплава площадью в пятьдесят квадратных миль, который поддерживали около двадцати тысяч опор из стальных балок. Внизу, в тени бетоносплава, обитали туземцы. Над ними, под чистым небом, жили нобили. В Верхнем городе трудно было поверить, что находишься на Флорине. Его населяли почти исключительно уроженцы Сарка с «вкраплением» патрульных-наемников. Высший класс в самом что ни на есть буквальном смысле.

Дорогу Тиренс знал. Шел быстро, стараясь не встречаться взглядом с прохожими, смотревшими на одежду старосты с неприязнью и завистью. Коротконогий Рик семенил следом, пытаясь не отстать. Свою предыдущую поездку в Город он помнил плохо. Теперь все здесь казалось другим. Тогда было облачно, сегодня светило солнце, его лучи падали сквозь щели в плитах, и темные полосы делались еще темнее на фоне ярких. Чередование света и тени завораживало Рика, почти гипнотизировало.

На солнышке грелись старики в креслах на колесиках, медленно передвигаясь за ползущим лучом. Временами кто-то начинал клевать носом и оказывался в тени, пока его не будил скрип колес. Иногда световую полосу заполняли мамочки с колясками.