Каждый день как последний - Ольга Володарская

— Таков замысел автора.

— У Родена замыслы, а у современных художников дурь одна! Вот зачем, спрашивается, в этом куске глины нож торчит?

Паша, заметивший его только сейчас, со значением посмотрел на Кена. Он кивнул. Нож был похож на тот, которым убили Георгия. Только ручка в виде разъяренного быка. Следствие уже пыталось установить, откуда и в какие магазины подобные ножи поставлялись.

— Пойду я, — заторопилась вдруг старуха. — Дела у меня…

— Бабуль, никому пока ни слова, хорошо? А то набегут зеваки, улики затопчут.

— Соображаю, — фыркнула та. И стремительно покинула квартиру.

Кен с Пашей следом. В подъезде они сели на ступеньки и закурили — Кен по дороге купил еще одну пачку сигарет.

Она постучала в дверь.

Сначала негромко, робко, затем настойчивее. И, наконец, так напористо, что костяшку указательного пальца заломило от боли…

Тра-та-та-та! Открывай, я все равно не уйду!

За дверью послышались шаги.

— Кто там еще? — Голос был нервный и очень усталый.

— Это я, Дина…

Дверь тут же распахнулась.

Паша выглядел изможденным. И дело не в том, что у него на лице вдруг обозначились морщины или мешки под глазами набрякли. Просто взгляд такой был… Свинцовый, что ли? Серые тусклые глаза, ничего не выражающие. И это у Паши, у которого они могли сверкать. Но даже не это главное… Заглянешь в них, и точно на дно идешь. Как будто гиря к ногам привязана…

Свинцовая.

— Привет, — поздоровалась с ним Дина.

— Здравствуй, — прошелестел он. Даже голос изменился. Стал слабым, сиплым.

— Могу войти?

— Конечно.

Паша посторонился, впуская гостью. Он был одет в джинсы штаны и майку. Штаны держались на бедрах и свисали, закрывая тапки. А вот майка сидела как влитая. Белоснежная, с небольшим логотипом на груди. Плечи Паши на ее фоне казались очень загорелыми. Дина залюбовалась кулоном, болтающимся на грубой серебряной цепочке. Квадрат, а внутри какой-то символ. Вроде простенько, а смотрится отлично. И очень идет к брутальному Пашиному образу…

Вот только у Дины возникло чувство, что где-то она этот символ видела.

Или он просто похож на какой-то другой?

— Хочешь выпить? — спросил Паша.

— Нет, спасибо.

— Пожалуйста, составь мне компанию.

Дина увидела на столике у зеркала бутылку джина. К нему она питала стойкое отвращение с тех пор, как в студенческие годы отравилась паленым «Гордонсом».

— А ничего другого нет?

— Чего бы ты хотела?

— Вина, возможно.

— Мартини подойдет?

— Вполне.

— У меня тут бутылка завалялась… — Он открыл чемодан и начал в нем шарить. — Купил в дьюти-фри, когда улетал из Скопье.

— Откуда?

— Это столица Македонии. — Отыскав бутылку, Паша достал ее. — Только льда у меня нет. Но ничего, сейчас попросим.

— Не стоит. Я не люблю холодный вермут.

— Как так?

— Знаю, это извращение, — улыбнулась Дина. — Но я даже иногда мартини в чай добавляю, как кто-то коньяк. Мне нравится теплый вермут или чай, отдающий им.

— Может, тебе тогда кипяточку? — усмехнулся Паша. — Могу организовать.

Она покачала головой. Павел налил мартини в стакан и протянул ей. Дина хотела чокнуться, но он сказал:

— За упокой, не чокаясь.

И выпил залпом свой джин. Дина же только пригубила вермут.

— Ты ведь в курсе, да? — спросил Паша, взяв с тарелки, что стояла на тумбочке, кусок сыра. Он был порезан грубо, впопыхах.

— Если ты об убийстве Егора, то да, — ответила Дина, сделав еще глоток мартини. На сей раз большой, и чуть не поперхнулась.

— Откуда?

— По телевизору показали.

— Телевизионщики пронюхали? Вот черт!

— Бабуля, что живет напротив, их вызвала. Получила свою минуту славы. Расскажешь, как это случилось?

— Егора убили ночью. Привязали к стулу и перерезали ему горло. При этом зачем-то накрыли голову платком. А на животе вырезали очередной символ.

— Такой же, как первый?

— Нет. Другой.

— Кстати, что за кулон у тебя на шее? Он чем-то похож…

— Мне его вождь одного африканского племени подарил. Это амулет. Отгоняет беду от того, кто его носит. — Паша взял цепочку в горсть, затем открыл ладонь и посмотрел на кулон с усмешкой. — От меня, как ты знаешь, он их не особенно успешно отгоняет. Видимо, африканские духи белым не очень охотно помогают.

— Давай выпьем еще? — предложила Дина. — Теперь чокнувшись. За то, чтобы твой амулет начал действовать.

— И не только на меня, но и на окружающих?

— Да.

— Давай! — Он улыбался, но глаза оставались грустными. — Я ведь мог спасти Егора, — произнес Паша, влив в себя джин. — Он звонил мне, но я спал, не слышал. Это мне не дает покоя…

— Ты не успел бы.

— А вдруг?

Дина подсела к нему, обняла за плечи.

— Соседка видела, как он поднимался в квартиру с какой-то женщиной, — сказал Паша. — Старуха назвала ее проституткой. Возможно, именно она и есть убийца. Наши полицейские не справляются, подмогу из района вызвали. Будут шерстить всех жриц любви. Но, сдается мне, та, что явилась к Егору ночью, не имела отношения к этой древнейшей профессии…

Он протянул руку к бутылке, плеснул себе еще джина.

— Как ты сходила в следственный отдел?

— Никого не застала, кроме стажера. А с ним не стала разговаривать.

— В «Чаше» провели обыск. Досмотрели машину Дельфии. Ничего. Я разговаривал с Казиевым.

— Успела замести следы?

— Что заметали — точно. Машина не просто вымыта — вылизана.

Она не убирала руку с его плеча. И чувствовала, как он скован.

— Ты очень напряжен, — заметила Дина, проведя по его спине ладонью.

— Жаль, я не умею снимать напряжение при помощи алкоголя, — поморщился Паша, отставив недопитую стопку.

— А что тебе обычно помогает?

— Скорость. Но у меня сейчас нет ни машины, ни мотоцикла. А тачки, взятые в аренду, не то. На них не разгонишься. — Он упал на кровать, раскинув руки. — Массаж бы, конечно, не помешал. Он здорово меня расслабляет, но боюсь, вызвав сюда массажистку, получу проститутку.

— Я могу тебя немного помассировать.