Капитализм под копирку. Иллюзии эффективных менеджеров - Виктория Дубицкая

Новые возможности, как территориальные, так и экономические, осваиваются, видимо, за счет носителей маскулинной культуры. Происходит своего рода селекция человеческого материала по территориальному или экономическому, отраслевому признаку, что потом, должно быть, закрепляется в культурных нормах. И европейская Россия получилась похожей на Финляндию, а Урал и Сибирь близки по маскулинности к Франции или Испании. Но не к Америке или Великобритании.

Индекс «дистанции власти» также дает интересную информацию для размышления об отличиях населения различных территорий России (таблица 39). Этот индекс, который мы понимаем как противопоставление «идеологии эксперта – наемника», меняется от 41 до 54 баллов. В организационной антропологии Хофстеде этот индекс интерпретируется как готовность мириться с собственным неравенством, материальным и социальным. Но и желание демонстрировать и увеличивать это неравенство, с другой стороны. С этой точки зрения самым демократичным оказывается традиционно промышленный Урал (PDI = 41), самым склонным к воспроизводству отношений неравенства – Северо-Кавказский регион (PDI = 54).

Поскольку речь идет все-таки о производственных, деловых отношениях, то мы видим в этом измерении склонность мириться или не мириться в первую очередь с профессиональным и деловым неравенством. Это параметр корпоративной культуры, который показывает, насколько персонал готов к тому, что его мнение никто не будет учитывать при принятии решения на вышестоящем уровне. И с тем, что зарплата зависит не столько от профессиональных знаний и результатов, сколько от административного статуса. В странах с высоким индексом PDI высока и разница между самой маленькой и самой большой зарплатой на предприятии, между доходами самой богатой и самой бедной части населения в целом. То есть в странах с высоким индексом «дистанции власти» растет рента, получаемая за административный статус. Власть или организация делится доходами с теми, кто в эту властную иерархию входит.

Отдельно мы определили индексы организационной антропологии для городского населения этих же экономических районов (таблица 40). Образ жизни городского населения, несмотря на расстояния, все же имеет больше общего. Поэтому здесь культурные различия будут заметнее. В анализ мы включили только два показателя – «фемининности – маскулинности», поскольку именно этот индекс связан со способностью населения к экспансии в географическом и экономическом отношении и обладает прогнозным потенциалом, и «дистанции власти», так как он определяет способность или неспособность населения сопротивляться давлению власти. Отношение к власти – ключевой момент в определении готовности российской организационной культуры развиваться или давать простор для экономического развития.

Показатель «избегания неопределенности», который Хофстеде связывает с культурной тенденцией выстраивать любую организацию иерархически и максимизировать давление власти на все процессы, мы рассматривать не будем, так как в России этот показатель на всей территории настолько высок, что анализировать различие не имеет смысла. Показатель «коллективизма – индивидуализма» не вызывает у нас доверия, о чем мы писали выше, и отражает не столько культурные различия стран, сколько состояние рынка труда и положение на нем работника.

Собственно, основной вопрос анализа – культура каких регионов может быстро меняться в направлении выравнивания значимости административного (организационного) ресурса и ресурса профессионального, личного. Какая из региональных культур может стать стимулом или препятствием для экономического развития. Ведь национальная культура – это источник идеологических ресурсов для работника в его противостоянии организации, а основой развития экономики является все же свободный, конкурентоспособный и инициативный работник, а не закостеневшая, подавляющая человека организация.

Наши региональные системы ценностей на самом деле различаются значительно. При всей постепенности изменений при переходе от одного региона к другому экономические районы мы можем разделить на три отличающихся типа.

В первый («безнадежный») тип входят Поволжский, Северо-Кавказский, к этому же типу можно отнести и Волго-Вятский, и Центрально-Черноземный районы. Нужно заметить, что Поволжский экономический район был представлен некоторыми районными центрами Саратовской области, а также жителями таких больших городов, как Самара и Саратов. Жители этих крупных городов, тем не менее, демонстрируют самые низкие для городского населения России показатели по шкале «фемининность – маскулинность» (MAS = 11). Это удивительно фемининное население к тому же имеет самый высокий уровень «дистанции власти» (PDI = 67). А это значит, что эти люди демонстрируют готовность мириться с любым неравенством в организации и обществе, компенсируя отсутствие личных ресурсов готовностью к солидарности. В этой культуре организационный ресурс и административная рента, безусловно, подавляют личное стремление к достижению. В Северо-Кавказскую выборку входят жители Пятигорска, Железноводска, Ставропольского края, Буденновска, Владикавказа и некоторых других. Индексы очень близки по своим значениям. В этих двух регионах любая организация склонна выстраиваться вертикально, а всякое неравенство считается нормой и поощряется общественным мнением. Здесь принадлежность к группе будет цениться выше собственных ресурсов. Организационный или административный ресурс всегда ценится несравненно выше любого индивидуального. В кризисной ситуации представители этой культуры найдут опору в солидарности, в стереотипных решениях, старых авторитетах, в принадлежности к социально сильным группам и протекции. И конечно, будут искать защиты у организаций и объединений, а не отдельных лиц, если они не облечены властью.

Небольшие города Центрально-Черноземного (город Грязи Липецкой области, города Старый Оскол и Губкин Белгородской области) и Волго-Вятского района (Кирово-Чепецк Кировской области) близки к центральной группе, но несколько более фемининные. Их можно включить в первый тип (Поволжье и Северный Кавказ), как мы и сделали, но можно и отнести к центральному типу региональных культур.

«Перспективный» тип, имеющий потенциал развития, находится на другом полюсе рассматриваемых шкал. Перспективную для быстрого социального развития группу будет составлять Уральский район (в выборке были Екатеринбург, Нижний Тагил, Пермь, Усолье Пермской области). Это уже почти по-европейски маскулинная культура, к тому же в максимальной для России степени ориентированная на равенство ресурсов работника и организации. Именно такие культуры способны на экономическую экспансию и независимость от административного давления. Урал, конечно, находится целиком в рамках российской деловой культуры. Здесь, как и в других районных выборках, высочайший уровень «избегания неопределенности», что говорит о максимизации значения любой вертикали власти. Однако ресурс профессионала в организации уже не будет казаться таким ничтожным, как на Кавказе, Ставрополье или в Поволжье. А солидарность никогда не будет важнее, чем цели индивидуального достижения. Для того чтобы почувствовать разницу в культурных рецептах, к которым прибегают представители этих разных культур в кризисных условиях, можно вспомнить о личном выборе в августе 1991 года двух наших государственных лидеров – Горбачев был родом из Ставрополья, Ельцин – с Урала.