Русская елка. История, мифология, литература - Елена Владимировна Душечкина

всех поколений. Праздник Рождества, долгое время отмечавшийся в России как сугубо религиозное торжество, вышел за пределы храма, превратившись в светский праздник, в котором центральное место заняла елка. Рождественский сезон изменял привычный ход жизни, сказывался на атмосфере, настроении, деятельности, материальном положении людей. Елка всех втягивала в сферу своего влияния: наступало ее время, начинались «деятельные приготовления на елку» [см.: {29}: 192].

Прежде всего необходимо было обеспечить город достаточным количеством деревьев на любой вкус и на любой спрос. Заготовка елок начиналась за неделю до Рождества. Для лесников и крестьян из пригородных деревень их продажа превратилась в один из сезонных заработков: «Лесники потирают руки…» [см.: {29}: 192]; «Рубит мужик елку; / Продаст в городе за полтину…» [см.: {105}: 149]. С раннего утра, а то и с ночи крестьяне отправлялись в леса на порубку елей, и «на утро салазки, нагруженные грудами елок, нарубленных в лесу… тянулись общими силами по рыхлому снегу просторного поля» [см.: {133}: 5]. Рискуя быть оштрафованными за порубку чужого леса, крестьяне все же не упускали случая «украсть в лесу несколько елок», дабы не остаться на праздниках «не только без водки, но даже и без хлеба» [см.: {62}: 138]. Быстро нарубленные деревья подтаскивали к саням и увозили из лесу, так чтобы к рассвету все было завершено. И если порубщикам удавалось благополучно справиться с этой задачей, то наутро в городе они уже продавали свой «зеленый товар» [см.: {110}: 5]. В борьбе за приработок к празднику никто уже не вспоминал о вреде, наносимом лесу в канун Рождества: «Чухны вырубают последние сосновые рощи на финских болотах и везут их в Петербург» [см.: {29}: 193].

Доставленные в город деревья свозились на места торга. Продавались они в самых многолюдных местах: у гостиных дворов, на площадях, на рынках. В Петербурге главный елочный базар вначале был у Гостиного двора, а позже — на Петровской площади (ныне Сенатская). Однако потребность в елках была столь велика, что стихийно возникали елочные базары во многих местах города. Обзавестись елками можно было и на Сенной площади, и на 4‐й линии Васильевского острова (возле Академии художеств), и во многих других местах: ими торговали лавки — зеленные, мелочные и даже мясные, где деревья выставлялись у входа, часто уже поставленные на крестовины, а иногда и наряженные. Привезенные елки тотчас же устанавливались правильными рядами, и продавцы начинали поджидать покупателей. Деревья предлагались на любой вкус: и маленькие, украшенные искусственными цветами, и «елки-великаны», «гордо возвышавшиеся во всей своей естественной красе», и никогда не видавшие леса искусственные «елки-крошки», неестественно яркая зелень которых сразу же бросалась в глаза [см.: {29}: 193].

Елочные базары совершенно преображали город: в знакомых местах неожиданно вырастал настоящий лес, где можно было и заблудиться: «На Театральной площади, бывало, — лес. Стоят, в снегу. А снег повалит, — потерял дорогу! Собаки в елках — будто волки…»; «До ночи прогуляешь в елках» [см.: {515}: 98]. Для детей елочные базары становились любимым местом гулянья: «Я до сумерек бегал в варежках и с салазками по этому лесу», — вспоминал И. Лукаш [см.: {244}: 8–10]. Горели костры, дым стоял столбом, аукаясь, ходили в елках сбитенщики. Повсюду среди елок шныряли дети; около своих деревьев толпились мужики в тулупах. В ожидании покупателей они жаловались друг другу на питерскую слякоть, вели разговоры о том, что такую погоду, конечно же, «послали немцы» и что, будь сейчас мороз, елки бы раскупались лучше [см.: {228}: 3]. По рынку, примериваясь и прицениваясь, сновали покупатели. Приезжали «дамы в соболях» и чиновники, приходил «рабочий люд» купить елочку «на праздник детям» [см.: {154}: 429]. Здесь устанавливалась радостная, но вместе с тем и деловая атмосфера. Продавцы любыми способами стремились перебить покупателей у соперников, торговались, сбивали цены или же, наоборот, повышали их [см.: {233}: 3–4]. Дольше всех, судя по замечаниям в прессе, торговались купцы, в конце концов приобретавшие елки по самой низкой цене [см.: {317}: 6–7].

Бедняки покупали маленькие, дешевые, увешанные бумажными цепями елочки на деревянных крестиках и уносили их домой под мышками. Большие елки развозились по домам на извозчиках или же разносились нанятыми за четвертак босяками. Эти несущие елки босяки, уже подвыпившие, с замерзшими руками, встречались по всему городу. Крупные деревья обычно несли вдвоем: один держал обструганный колом конец ствола, второй — вершину и под мышкой деревянную перекладину.

Елки несли по всем улицам. Ветви плавно качались у обледенелых панелей. Снег был усеян еловыми иглами… Елки шествовали во все концы, елки ехали на извозчиках [см.: {244}: 10].

Рождество. Возвращение домой с елкой. Рис. Шамотье. Грав. Шюблера. (журнал «Нива». 1886. № 52)

Эти елочные базары и эти «шествующие по городу елки», а также витрины магазинов и царящее повсюду оживление неузнаваемо преображали город, в котором уже за неделю до Рождества царила праздничная атмосфера.

Прекрасные магазины, сияющие елки, рысаки… визг полозьев, праздничное оживление толпы, веселый гул окриков и разговоров, разрумяненные морозом смеющиеся лица нарядных дам…

«Адам и Ева». Автотипия Эд. Гоппе по картине Марии Вунш (журнал «Всемирная иллюстрация». 1896. Том 56. № 1456)

А в окна домов уже видны были наряженные елки, которые издали казались «громадной гроздью ярких, сияющих пятен» [см.: {219}: II, 269]. Светились витрины магазинов, украшенные «пестрыми картонажами, хлопушками, звездами из слюды, фольги, серебряной и золотой бумаги, масками, блестящим „дождем“, разноцветными свечами…» [см.: {29}: 193]. Там же стояли сделанные из гипса «старики с елкою»: с бородой, красным лицом, одетые в шубу и в лапти. Около залитых блеском витрин толпилась детвора, останавливались взрослые полюбоваться и прицениться. Магазины с утра и до позднего вечера были заполнены покупателями и покупательницами, выбирающими игрушки на елку, подарки, книги в затейливых переплетах, которые сотнями выпускались к празднику.

У всех было то особенное доброе, предпраздничное настроение, полное предвкушения чего-то светлого, радостного, необыкновенного. Делались покупки, и деньги на них тратились радостно… [см.: {352}: 212]

Изменения, произошедшие к концу века в праздничном ритуале, сказывались на восприятии елки детьми. Встреча детей с елкой, которую теперь все реже готовили втайне от них, происходила до того, как она устанавливалась в доме. Дети гуляли в «лесах» елочных базаров,