Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России) - Константин Викторович Левшин

7-й армии «На страже Родины» («Боевая правда»). На рисунке «Дурную траву с поля вон» из рядов «нормальных» растений вырывают дезертира, стилизованного под сорняк[763]. Отметим вновь проводимую мысль об исключительности дезертирства на общем здоровом фоне. Карикатура «Горе предателям нашего дела» показывала, что на пути к победе Красная армия поборет дезертиров с худшими последствиями для последних: лихой красноармеец на коне перепрыгивает через «забор» из шкурников и дезертиров, сшибая копытами их головы. Много места газета отводила проблеме самопоражения (самострела). Карикатура «Горе самострельщику» изображала красноармейца, жмущего пальцем ноги на спусковой крючок винтовки, поражая ладонь. Рисунок дополнен словами: «В какой среде не без урода! Но… такого урода не потерпит власть народа»[764]. Вообще «Боевая правда» выделялась на фоне армейских газет. Страницы ее, по оценке А. А. Геронимуса, «дышали доподлинной боевой правдой, классовой непримиримостью и редкой целеустремленностью… Сочный, красочный язык, занимательность, конкретность и строгая выдержанность всего газетного материала делали „Боевую правду“ любимейшей газетой красноармейских масс»[765]. Особенно это заметно при сравнении ее с «бесцветной» «Красной звездой» соседней 15-й армии.

Рассмотрим сатирические рисунки газеты «Деревенская коммуна». Карикатуры «Как принимали в деревне дезертиров прежде и… как принимают теперь», «Гоните дезертиров» и другие требовали возвращать беглецов обратно на фронт… метлой[766]. Метла – не так страшно и больно, как унизительно. Но это не единственное средство: «Метлою зеленых, товарищи крестьяне! А не поможет метла – из пулемета их!»[767] Тем же, чисто женским «оружием» на плакате «Позор дезертирам» (1919 г.) мать отправляет сына-беглеца в армию, ей в этом помогают собаки и даже мальчик, замахнувшийся снежком. Горе-вояка бежал и от вражеской пули, и от сыновнего снежка! Кто он после этого? На белогвардейском плакате «Дезертир не даст мира ни своей семье, ни своему народу» отражено чувство тотального женского превосходства и гордого гнева: выражение лица женщины, к которой прижались несчастные дети, указующий перст в сторону только-только отворенной двери поясняют дезертиру, где должен быть в это время настоящий русский человек, мужчина, отец.

В связи с этим представляется важным подробнее рассмотреть вопрос дезертирства в Красной армии в гендерном аспекте; выше мы уже встречались с ним, говоря о творчестве Демьяна Бедного. На протяжении человеческой истории война оставалась делом почти исключительно мужским и напрямую ассоциировалась с «сильным полом», превратив военное ремесло в символ мужественности. Дезертирство в том или ином виде, равно как и борьба с ним, было присуще любой армии и неизменно рассматривалось как тяжкое преступление, а процедура наказания у разных народов подчеркивала его позорность.

Там, где не справлялась тяжелая артиллерия большевистской агитации, должна была сработать архетипическая схема: дезертирство (откуда угодно, по большому счету) – это трусость, низость, поступок, отнимающий право именоваться мужчиной. Официальная пресса делала упор именно на такой тип неприятия:

Дезертирам всем отказ,

Вы меня не троньте,

Мое сердце не про вас,

Мой милок на фронте[768].

В то же время подобные публикации призваны были успокоить честных красноармейцев: они настоящие герои, по ним тоскуют девушки, которые останутся верны, несмотря на отнюдь не обезлюдевшую после мобилизаций деревню. В сборник «Частушки красноармейские и о Красной Армии» советский поэт В. Князев поместил множество частушек о том, какие «завлекательные» парни там служат, о том, как за ними «… сами девки гонятся», а также о недопустимости для честной девушки «гулять» с дезертиром. Раздел «Отношение к дезертирам» сборника украшен иллюстрацией, на которой женщина, «вооруженная» ухватом, гонит из дома подавленного дезертира. Автор передает свое видение настроений женской половины деревни:

Не гуляйте с ним, подружки,

Он беглец и дезертир,

Он в бою под Перекопом

Красну войску изменил[769].

Одна из наиболее распространенных линий обыгрывания позорности дезертирства – показать, что даже «слабый пол» готов брать в руки оружие, раз этого не делают те, кого это напрямую касается! А мужики «пусть рожают»:

Испугал милягу польский пан!

Надевай-ка бабий сарафан,

Мой горшки, меси на хлебы тесто,

Вот тебе и правильное место![770]

В одном из газетных фельетонов описана шуточная охота девушек на дезертиров-односельчан, бывших своих женихов. Они переоделись, прикинувшись отрядом по ловле дезертиров, нарисовали себе сажей усы, а потом хохотали и издевались над вырывавшимися в ужасе «мужчинами»[771]. Исследователь Д. Д. Лаппо в своей работе упомянул газетную статью, в которой описана порка дезертира, осмелившегося браниться на задержавших его женщин[772].

Жены мобилизованных как никто были «кровно заинтересованы в том, чтобы по Невским и Каменоостровским проспектам не разгуливали откормленные и праздношатающиеся буржуи, в то время как их мужья проливают кровь на фронте»[773]. Новгородская «Звезда» убеждала женщин в их колоссальной значимости в деле скорейшего завершения войны и, соответственно, возвращения мужчин в семьи: «Если каждая честная гражданка прогонит дезертира обратно на фронт, убедит его в бесчестности его поступка, будет в письмах на фронт воодушевлять своего родного или знакомого скорей победить врага, – то она много сделает для освобождения рабочих и крестьян»[774]. Похожим образом составлено воззвание Петроградской ГКД: «…жены и дети красноармейцев, к вам… мы обращаемся с призывом: помогите нам возвращать в ряды красной армии… словом убеждения тех, кого можно убедить искупить свое преступление, и указывая нам на тех, кто упорным шкурничеством обрекает вас на голод, холод и разруху»[775]. Весьма характерно обращение Порховской УКД, приуроченное к кампании по добровольной явке дезертиров в июне 1919 г. Большая часть его относилась к крестьянкам и работницам: «будьте другом, истинным другом твоих членов семьи или друзей или знакомых, которые дезертирствуют и, пряча свое лицо от белого света, от честного глаза трудящихся… придут к тебе тайком как вор своей свободы просить хлеба, скажи ему… скажи, женщина, ты можешь это сказать, ты должна это сказать, весь мир ждет от тебя этих слов!»[776] А. М. Коллонтай в конце 1919 г. писала: «Как только крестьянка прифронтовой полосы получит правильное представление о том, что такое Советская власть и кто такие белогвардейцы… не будет больше места укрывательству дезертиров и оказанию помощи врагам коммунистической республики»[777].

Но так ли уж прочно мужественность увязывалась с прохождением воинской службы, а дезертирство, соответственно, с утратой гендерного признака в специфических условиях «всероссийского потопа» 1917–1921 гг.? И до Гражданской войны в народе не было однозначно неприязненного отношения к не желающим служить, бежавшим из армейских рядов. Солдаты, как, например, и заключенные,