Тайное становится явным - Сергей Зверев

– Делай и не спрашивай, – поучали его как маленького. – Так надо. Так хотели наши старшие товарищи… Они нас скоро встретят и меч нам отдадут…

Первую гранату он швырнул во двор ГСМ: в цитадель из «затоваренной бочкотары» на поддонах. Вторую бросил под окно подстанции. Взрывы произвели впечатление – граната Ф-1 оборонительного действия предназначена для метания из укрытия – оружие мощное, осколки летят веером, покрывая двести метров. Стрелец бросил спутницу на землю, а когда улеглась пыль, подкинул дров. Перевернулся набок, разжал усики, выдрал чеку и поочередно метнул две гранаты в периметр.

– Последнюю оставь! – крикнула женщина. – Пригодится!

Два ослепительных фонтанчика взвились в небо. Занялись огнем бочки во дворе ГСМ. Часть пламени перекинулась на стену, и стало светло, как днем.

– Ух ты, классно! – воскликнула женщина. – Враги сожгли родную урну, Туманов! А ну драпаем отсюда!..

Через ошметки периметра – бегом… Они пронеслись метра четыре и попадали в траву: бегущий вдоль колючки строчил из автомата! Больше для острастки – куда уходили пули, пока неясно. Кто же бьет с такого расстояния?

– Туманов, сними его, – взволнованно выдохнула женщина. – Он первый, сейчас их будет много…

Он должен служить и защищать. Стрелец сел на колени. Ближе бы подпустить. Стрельба из «стечкина» на дальней дистанции – что из рогатины по парашютистам. Но ждать нельзя, время поджимает. Ладно, подпустили… Он сжал рукоятку обеими руками и стал стрелять – прицельно, методично нажимая на спусковой крючок. Обойма опустела. Есть контакт! Часовой неуклюже взмахнул руками, как бы нехотя (правильно, а кому охота?) завалился в траву.

– Вау! – вскричала женщина. – Зажмурился, гад! Дотянем до леса, а, Туманов? Бежим!..

«Уж больно она весела, – думал он, вскакивая на ноги. – Так шебутятся, когда в жизни происходит радостное событие. А чего тут радостного?»

В лагере уже вовсю шумели. Похоже, назревало Вавилонское капище – с участием до зубов вооруженной публики.

«Куда я бегу?» – равнодушно думал Стрелец, врываясь в кустарник. Задержался, отогнул для прохода женщины крючковатые ветви. Они не вбежали – они буквально втиснулись в лес и очутились во власти мха и аромата хвои.

Знакомые ощущения – он уже бегал с этой женщиной по лесу, причем делал это не единожды. То есть состояние привычное – бег с напарницей по тайге как своего рода комплекс упражнений. Не нужно волноваться, он в родной стихии, и ничего сверхненормального не происходит.

Выстрелы в спину тоже не встревожили – когда от кого-то убегаешь, они всегда стреляют. Погони не было – попробуй догони в ночном лесу. Другое дело – на выходе из леса или на скрытых «блокпостах», внешне замаскированных подо что угодно. Они пробежали пару километров, дальше шли пешком – женщина отдыхала, вися у него на руке. Потом опять бежали, опять отдыхали. По кустам и закоулкам подвывали кикиморы. Обернувшись барсучатами, шастали лешие. Сквозь деревья светила луна – медная, напыщенная, не луна, а фанфарон надутый… Через час непрерывного движения на север сдали чуть правее, на северо-восток. «На запад не пойдем, – объяснила женщина. – Они могут, если захотят, перекрыть Медвежье ущелье, и даже если мы вырвемся, будем три дня плутать. Ближайший поселок – Куржум. Помнишь, как долго мы до него добирались? (Он не помнил.) Бежим на восток, Туманов. Я изучила карту. В тридцати верстах Морозово, деревушка такая, в сорока Тогол, за ним трасса на Усть-Тулим, цивилизация, Туманов…» Он слушал ее сбивчивый лепет с легким недоумением. Какое ущелье, какие деревушки? О чем лопочете, хрупкая мадам с горящими глазами? Он уже забыл и про базу в подземелье, на которой прожил без малого две недели; и про курсантов, таких же замороженных, как он сам, и про Боцмана, чье тело в луже блевотины час назад его озадачило (хотя и не сильно). Он ничего не помнил. Ничего. В мозгу сидела назойливая установка: слушайся эту женщину, слушайся… Пока она жива, пока она рядом, ты обязан выполнять ее прихоти. Кто вложил в тебя эту установку – не думай, все равно не вспомнишь. Зачем? – не напрягайся… В голове было чисто и на удивление болезненно. Две недели у него не болела голова. Он не помнил, что это такое – испытывать дискомфорт, когда сжимает череп, стреляет внутрь, потом отпускает, а через минуту все повторяется. В этом было какое-то знамение, но какое?

Они опять бежали и где-то упустили важное обстоятельство. Пронзительная сирена расколола лес. Завыла в стороне, но до того громко и противно, что казалось, вот она, над головой. Стрелец споткнулся и встал. Женщина потянула его за руку.

– Бежим, Туманов, черт с ней! Мы в зоне, здесь учебная дистанция. На деревьях датчики, они сообщают на пульт о прохождении объекта, и когда их что-то не устраивает, начинают верещать… Проскочим, Туманов. Где датчики, там дорога. Я сойду за курсантку, ты за «унтера»… Снимай мешок, скорее… И забери у меня, ради бога, пистолет…

В голове откуда ни возьмись появились дрожащие тексты, параграфы. Буквы и слоги, о которых он в прошедшем времени даже не подозревал, формировались в слова и предложения. «…Характерного образа… Отмечены заметным своеобразием, отражающим особенности жизненных условий и исторических судеб этого края…» Нет, не то… «Объектов с характерным строением, массой тела и температурой, близкими к человеческим…» Точно, тепловизор, теплограф… Он уже сталкивался с этой техникой. И не только с этой. В наши дни «сторожей» понавыдумывали – мать честная… Тонкая проволока, обрыв которой замыкает контакты. Емкостные сигнализаторы, ПНВ с инфракрасной подсветкой, высокочувствительные микрофоны, засекающие хруст ветвей, шепот, вздохи, тяжелое дыхание…

Выбей из головы, не время. Вот она, обочина… В два конца ведет дорога. Разбитая тяжеловозами, изрытая дождями – узкая ленточка посреди тайги. Связующее звено засекреченного городища с северо-восточными вратами в мир. До врат верст тридцать…

Бежать стало опаснее, но легче. Еще пара километров, дальше пешком, восстанавливая дыхание. Новый рывок. Навстречу – люди… Уходить нельзя, уже заметили. Они тоже бегут – черные тени пляшут по дороге. Вот тени вырастают, слышен топот двух десятков ног, дыхание…

– Туманов, прикрикни на меня. Да погромче. Ну же… – женщина вырвалась вперед и свернула к правой бровке. Ей удобнее там бежать – по примятым листам подорожника.

– А ну шире шаг, выше ногу! – зарычал Стрелец. Само вырвалось, непроизвольно.

Группа пробежала мимо – рассыпанной колонной. Каждый за себя, наедине со своей собственной дыхалкой. До товарищей дела нет, до врагов – тем более.

– Ребята, – прохрипела женщина, – мы от поезда отстали… Кто видел группу «два-ноль-два»?

Никто не отозвался. Колонна беззвучно пропыхтела на запад. Даже «унтер», замыкающий процессию, уморился: глянул на встречных мимоходом, не придал им значения.

– Тормози, Туманов, шагом… – она остановилась, хватая ртом воздух, и, чтобы не упасть, уткнулась ему в грудь. Не баба, шило в заду – через минуту, спотыкаясь, уже брела по дороге, через две перешла на бег. Он, как мог, страховал, где надо хватал за руку, за другие места, поддерживал. Не давая ей расквасить нос, вырывал худое тельце из обрывистых колдобин.