О любви - Стендаль

что только преподают в школах; но при нынешнем положении вещей я хотел бы, чтобы молодые девушки изучали латынь, как и мальчики; латынь хороша тем, что она приучает скучать; кроме латыни – историю, математику, знакомство с растениями, употребляемыми в пищу или целебными, затем логику, гуманитарные науки и т. д. Обучение танцам, музыке и рисованию следует начинать с пяти лет.

В шестнадцать лет девушка должна думать о том, как она будет жить замужем, и мать обязана сообщить ей правильные понятия о любви[204], о браке и о недостаточной честности мужчин.

Глава LVI bis

О браке

Верность женщин в браке без любви – вещь, вероятно, противоестественная[205].

Этой противоестественной вещи пробовали добиться с помощью страха ада и религиозных чувств; пример Испании и Италии показывает, как мало это имело успеха.

Во Франции хотели достигнуть того же с помощью общественного мнения: это была единственная плотина, способная оказать сопротивление; но ее плохо построили. Нелепо говорить молодой девушке: «Вы будете хранить верность избранному вами супругу» – и затем силой выдавать ее замуж за скучного старика[206].

Но молодые девушки охотно выходят замуж. Это объясняется тем, что благодаря принудительной системе современного воспитания рабство, которому они подвержены в доме своей матери, нестерпимо скучно; кроме того, им не хватает просвещенности, и, наконец, это – требование природы. Есть только один способ добиться большей верности от женщины в браке – предоставить свободу молодым девушкам и право на развод людям женатым.

Женщина всегда теряет в первом браке самые прекрасные дни своей молодости, а в случае развода дает глупцам право злословить на ее счет.

Молодым женщинам, у которых много любовников, развод не нужен. Женщины известного возраста, в свое время имевшие много любовников, стараются исправить свою репутацию, и во Франции это им всегда удается, выказывая крайнюю суровость к заблуждениям, ими самими уже покинутым. Таким образом, требовать развода будет какая-нибудь несчастная добродетельная молодая женщина, влюбленная без ума, а позорить ее будут женщины, знавшие полсотни мужчин.

Глава LVII

О том, что называется добродетелью

Я лично удостаиваю имени добродетели лишь обыкновение совершать тягостные и полезные для других поступки.

Симеон Столпник, двадцать два года простоявший на своем столбе и занимавшийся самобичеванием, отнюдь не добродетелен в моих глазах, и это, конечно, придает легкомысленный тон моему сочинению.

Равным образом я нисколько не уважаю картезианского монаха, который ничего не ест, кроме рыбы, и разрешает себе говорить только по четвергам. Признаюсь, мне милее генерал Карно, который уже в преклонном возрасте предпочел нести тяготы изгнания в маленьком северном городке, чтобы не совершить низости.

У меня есть некоторая надежда, что это в высшей степени вульгарное заявление заставит читателя опустить остальную часть настоящей главы.

Сегодня утром, в праздничный день в Пезарро (7 мая 1819), будучи вынужден пойти к мессе, я велел подать себе требник и нашел в нем следующие слова: Joanna, Alphonsi quinti Lusitaniae regis filia, tanta divini amoris flamma praeventa fuit ut ab ipsa pueritia rerum caducarum pertaesa, solo coelestis patriae desiderio flagraret[207].

Трогательная добродетель, которую в таких красивых выражениях проповедует «Дух христианства», сводится, стало быть, только к тому, чтобы не есть трюфелей из боязни расстроить желудок. Это очень благоразумный расчет, когда веришь в существование ада, но исполненный узколичного и весьма прозаического интереса. Философская добродетель, так хорошо объясняющая возвращение Регула в Карфаген и породившая сходные черты в нашей Революции[208], свидетельствует, наоборот, о благородстве души.

Единственно для того, чтобы не гореть на том свете в огромном котле с кипящим маслом, г-жа де Турвель сопротивляется Вальмону. Не понимаю, как мысль о том, что он соперник котла, наполненного кипящим маслом, не вынуждает Вальмона удалиться с презрением.

Насколько трогательнее Жюли д’Этанж, которая помнит свои клятвы и дорожит счастьем г-на де Вольмара!

То, что я говорю о г-же де Турвель, кажется мне применимым и к высокой добродетели мистрис Хетчинсон. Какую душу пуританство отняло у любви!

Одна из самых забавных странностей в мире – то, что мужчины всегда полагают, будто знают все, что им, по-видимому, нужно знать. Послушайте, как они рассуждают о политике, этой столь сложной науке, послушайте, как они рассуждают о браке и о нравах!

Глава LVIII

Положение Европы в отношении брака

До сих пор мы рассматривали вопрос о браке только в порядке теоретического рассуждения[209]; теперь подойдем к нему с точки зрения фактов.

В какой из стран мира больше всего счастливых браков? Безусловно, в протестантской Германии.

Привожу следующий отрывок из дневника капитана Сальвиати, не меняя в нем ни одного слова:

«Гальберштадт, 23 июня 1807 г. Господин фон Бюлов, тем не менее, совершенно искренне и открыто влюблен в фрейлейн фон Фельтгейм: он всегда и всюду следует за ней, беспрестанно разговаривает с ней и часто задерживает ее в десяти шагах от нас. Это открытое предпочтение смущает общество, разъединяет его, и на берегах Сены оно показалось бы верхом неприличия. Немцы гораздо меньше нашего думают о том, что разъединяет общество, и неприличие кажется здесь просто нарушением мелких условностей. Вот уже пять лет, как г-н фон Бюлов ухаживает таким образом за Минной, на которой он не мог жениться из-за войны. У всех девушек из общества есть свои возлюбленные, известные всем, но зато среди немцев, знакомых моего друга фон Мермана, нет ни одного, женившегося не по любви, а именно: Мерман, брат его Георг, г-н фон Фохт, г-н фон Лазинг, и т. д., и т. д. Он перечислил мне десяток лиц.

Открытая и страстная манера, с которой все эти поклонники ухаживают за своими возлюбленными, показалась бы во Франции верхом неприличия, нелепости и невежливости.

Мерман говорил мне сегодня вечером, возвращаясь из трактира «Зеленый охотник», что из всех женщин его весьма многочисленной фамилии нет, по его мнению, ни одной, которая обманула бы своего мужа. Допуская даже, что он заблуждается наполовину, все же это необыкновенная страна.

Щекотливое предложение, которое он сделал своей свояченице, г-же фон Мюнихов, род которой должен угаснуть за отсутствием мужского потомства, после чего огромные их имения перейдут к государю, встречено было с холодностью: «Никогда больше не говорите мне об этом».

Он кое-что обиняками рассказал об этой прелестнейшей Филиппине (которая только что добилась развода с мужем, желавшим попросту продать ее своему государю); она выразила непритворное негодование в сдержанных, отнюдь не преувеличенных выражениях: «Итак, вы совсем перестали уважать наш пол? Ради вашей чести хочу думать, что вы шутите».

Во время путешествия на Броней в обществе этой поистине прекрасной женщины она опиралась на его плечо, задремав или притворившись, что спит; толчок на ухабе бросает ее на него, он обнимает ее за талию; она откидывается в другой угол коляски;