Луи Вутон - Армин Кыомяги

Вообще-то, положение с Ким было аховым. Позавчера ночью, после случившегося кошмара, я держал ее на трясущихся руках и смотрел, как душа постепенно покидает мою возлюбленную подругу, оставляя после себя пустую сморщенную оболочку. Правая нога Ким ниже колена превратилась в лохмотья. Мрак. Вдобавок к слонам я теперь ненавижу крокодилов. Всей душой.

Ничего не соображая и не зная, что предпринять, я заглотил еще полбутылки рома и вырубился.

Наутро очухался. Осмотрев раны Ким, пришел к тяжкому заключению. Ногу надо ампутировать. Приготовился к операции. Принес ножницы, нож, клей и пинцеты и, склонившись над пациенткой, впал в ступор – как столетний старик, задремавший с открытыми глазами. Когда, наконец, взял ножницы, опять окаменел. Мысль, что мне придется сейчас оттяпать ногу у своей возлюбленной была такой невыносимой, словно резать я собрался самого себя. Но что поделаешь. Голень настолько истерзана, что склеивать тут было нечего. Приступил к работе.

Оглядываясь назад, сам удивляюсь, как смог настолько сосредоточиться на задаче, что отключились все эмоциональные факторы. Не прошло и минуты, как унялась дрожь в руках. Я резал точно и уверенно как мишелиновский шеф-повар, которому предстояло изготовить эстетического вида деликатес из свиной шкурки с тонким слоем мяса.

Прежде всего, я удалил поврежденную часть ноги и кинул ее с глаз долой под стол. Смотрел на обрезанную голень (почему-то на ум пришло сравнение с кольцами кальмара) и думал, что делать дальше. Если просто заклеить просвет, то нога в этом месте примет отталкивающе неестественную форму. На двух концах склейки образуются острые углы – конверт какой-то получится. Не скрою, что на долю секунды я представил себе, как эти углы будут мешать и царапаться во время близости. Я отложил инструменты.

Пошел гулять по центру, заглядывал в каждую лавочку, надеясь наткнуться на идею, которая помогла бы наилучшим образом выйти из положения. В магазине игрушек взгляд упал на резиновые мячи всевозможных размеров. Взял несколько и вернулся в операционную. Засунул один подходящий мяч в разрез. Если хорошенько проклеить, то воздух наверняка будет удерживаться. Но я отбросил эту мысль, когда присмотрелся к героями из Angry Birds на пестро разрисованном мячике. Ким заслуживает лучшего. Пошел искать дальше. Через полчаса оказался в магазине женского белья с двумя любопытными вещицами в руках – о том, что такие существуют, я до той минуты и слыхом не слыхивал. Силиконовые подушечки-накладки, призванные визуально улучшать форму груди. К самой груди в данный момент интерес у меня отсутствовал. Зато привлек материал этих прикольных штучек и форма, напоминающая небольшие розовые береты. Отобрав несколько, я вернулся к Ким. Размер «С» сел как влитой. Я покрыл толстым слоем клея края накладки и внутреннюю сторону надреза и вставил изделие. Оценил свой ручной труд, который, если честно, то выглядел вовсе не плохо, и почувствовал, как на меня опять наваливаются грусть и отчаяние. В создавшейся ситуации надо постараться найти хоть что-то положительное. Да, моя женщина спасена, и это, пожалуй, самое главное. Но теперь вместо двух ног у нее одна. Черт…

Зато вместо двух целых три соска. Е-е-сть… Отер рукавом слезы.

Я сидел над сдутой Ким и, сам не знаю почему, задумался о времени. Сегодня второе ноября, позапрошлой ночью надо было переводить часы. Назад. Я пошел в часовой магазин. Удивительное все-таки место. На стенах и полках полным-полно хронометров, будто время ничем не отличается от беговых кроссовок или копченой колбасы. Я снял со стены самые большие часы и передвинул стрелки на час назад. И что теперь изменилось в моей жизни? Передвинул еще на час. Огляделся. Мир нажал на тормоза и врубил задний ход? А если мне сейчас устроиться здесь, запастись едой и питьем на несколько дней, а то и недель, и начать откручивать время назад на всех этих самодостаточных устройствах? Вернул бы назад ногу Ким, теплую погоду, наш романтический уик-энд у моря, исчезнувших людей, первое рабочее интервью с исполнительным директором центра, свои школьные годы, бабушку с дедушкой, ту роковую вечеринку, на которой три возбужденных пениса совратили одну юную обворожительную вагину, и в тот самый момент, когда яйцеклетку моей мамы атаковали миллионы игривых сперматозоидов, я бы остановил время. Стоп! Передо мной кадр фотофиниша самого короткого в мире спринта. Завожу гимн, объявляю победителя. Вызвав его на пьедестал, вручаю букет цветов и вдобавок свидетельство о рождении сына. Может воспринять его как диплом или почетную грамоту.

Ким надо было подсохнуть, свежая рана нуждалась в покое. Оставил ее восстанавливаться, а сам никак не мог придумать, чем бы заняться. Вышел на улицу, закурил. Крокодил лежал на парковке, даже околев, он излучал силу и внушал ужас. Из трех пулевых отверстий на асфальт вытекла темная густая кровь. В оскаленных зубах виднелись обрывки силикона. Ткнул носком сапога в его брюхо. Оно было мягким как у плюшевой игрушки.

Решил гадкого монстра оставить как есть. Рано или поздно вороны и чайки найдут его и сожрут подчистую, оставив будущим поколениям в дар кабинету зоологии отличный выбеленный скелет. А из дорогой и ценной кожи какой-нибудь далекий мастеровой соорудит себе модные шлепки.

Я вернулся за ружьем, сел в машину и поехал в зоопарк.

Остановился перед въездом. Рядом с открытой настежь калиткой огромные двустворчатые грузовые ворота, запертые на тяжелый ржавый замок. Пешком идти как-то не тянуло, даже с ружьем. Взял топор и обрушил на замок. Тот даже не крякнул. Черт… Вспомнив ковбойские фильмы, присел за дверцей машины, так, на всякий случай, и бабахнул из ружья. Ни в одном глазу. Дал еще два залпа. Замок висел в апатичной неподвижности, как списанный стариковский инструмент. Опять схватился за топор. Колотил и лезвием, и обухом, до темноты в глазах, пока ржавый страж ворот все-таки не сдался и в знак поражения не свалился с грохотом мне под ноги.

Распахнув ворота, я въехал внутрь.

Уже в самом начале, у прудов, открывшаяся передо мной картина заставила надавить на тормоз. Все пруды, насколько хватало глаз, были покрыты сплошным пушистым слоем. Белый пласт лежал и на берегах водоемов, словно здесь разодрали десятки тысяч пуховых одеял и подушек. В этом слое пуха, которому добавляли призрачной фантасмагоричности время от времени возникающие завихрения, что-то шевелилось. Я огляделся, зарядил ружье и выбрался из машины. Подойдя ближе, понял, что это двигались странные фигурки общипанных птиц. Они ничуть меня не испугались и убежать не пытались, так что я мог приблизиться к ним и даже потрогать. Однако желания такого не возникло. Эти жалкие создания напоминали кого угодно, только не тех величественных существ, кому стихией природы предназначено с синих высот класть на головы всего земного. Они с трудом передвигались, припадая или подпрыгивая на единственной оставшейся лапе и волоча за собой неестественно растопыренные лохматые крылья, словно это были какие-нибудь рваные и вонючие тряпки, их глаза покрывал желтый липкий гной, из-за которого иные пернатые превратились в невидяще тыкающихся слепцов, со всех клочьями было выдрано оперение, в проплешинах виднелась синюшная пупырчатая кожа. Так и не найдя объяснения увиденному, я вернулся в машину.