Слой Ноль - Евгений Прошкин

Виктор без охоты хлопнул ее по заднице и, прошагав до туалета, вошел в зловонную темно-серую комнату. Под потолком мигал наполненный мотыльками плафон – кроме этого гербария здесь никого не было.

Мухин высунулся в коридор и крикнул:

– Горби! Есть такой?

– Чего хотел? – отозвался из угла сутулый, и Виктор заметил, что на месте левой лопатки у него что-то торчит – словно вылезший из земли корень тополя.

Мухин подошел к дилеру, и компания, мгновенно рассосавшись, оставила их вдвоем.

– Люриков хотел, – сказал он.

– Чо? Ты по-русски говори.

– Этих, как их… цикло… тетра… Забыл! Тетра… нет, цикло…

– Цикломезотрамин? – произнес Горби, как хорошо отработанную скороговорку.

– Во! Мезотрамин, он самый.

Торговец многозначительно оглядел его с ног до головы и процедил:

– А так по тебе не скажешь…

– У тебя есть или нет? Достать можешь?

– Я все могу, – эффектно, по его мнению, заявил Горби. – На кармане такой отравы не держим… Спросить надо. Ты завтра приходи. А сейчас – сотку грина.

– На сотку – это сколько выйдет?

– Сотка – это аванс, – пояснил дилер, как будто Виктор что-то не понимал.

– Насчет цены я не в курсе, – признался Мухин. – Но справки наведу. Если выше совести поднимешь – смотри!.. Я потом за сдачей приеду. Согну тебя еще сильней, только в другую сторону.

– Не учи жить.

Виктор отдал ему сто долларов и, естественно, не прощаясь, направился к лестнице.

«В этом бизнесе Горби щегол, – отметил он. – На редкий препарат накинет процентов пятьдесят. Ну и дурак. Я бы двести накинул».

Поднявшись в зал, он двинулся было к стойке, но по дороге передумал. Сегодня он планировал еще один «выход в люди», на нем все-таки висел должок перед Шибановым, а капсула с алкоголем сочеталась, как молоко с огурцом.

«Совсем одичал, – меланхолично подумал он. – Уже и от бухла отказываюсь… Что дальше-то? В церковный хор записаться?»

– Приветик, – мурлыкнула ему официантка. – Слышал, да? Лапу нашего убили.

– Бывает… – неискренне опечалился Виктор.

– Он мне иногда покурить давал. Без денег и всяких там услуг… Просто так давал.

– Ага… – Он взял ее за бедра и аккуратно убрал с прохода.

– Лапа у нас пять лет просидел. Вон там, в кабинке. Как родной был…

– Ну так купи ему венок! – не выдержал Мухин.

– Ладно, иди, тебе неинтересно… Черствый ты, Витенька. У тебя, небось, не погибал никто…

– У меня?! Да я… – Он задохнулся и, без толку взмахнув кулаком, вырвался на улицу.

«Да меня самого двадцать раз прикончили! – бубнил он себе под нос, садясь в машину. – Черствый?.. Пигалица ты в переднике! Я для тебя же, коза драная!.. Для вас всех, идиоты, бараны… Стадо…»

Слежки он так и не засек – филеров Шибанов прислал хороших, не поскупился.

«Может, даже из президентской охраны, – подумал Мухин не без гордости. – А что?.. как будто я не достоин! Молитесь на меня, ребята. И да услышу я ваши молитвы… Если настроение будет».

Поднявшись на лифте, Виктор поискал звонок – все пять фальшивых дверей были с кнопками, и только одна, настоящая, не имела даже глазка.

Дверь открылась сама, из чего он сделал вывод, что площадка находится под наблюдением. Это его не очень удивило, но напомнило, что парочка скрытых камер может стоять в комнате. То есть, если ему удастся встретиться с Людмилой, Константин наверняка получит от охраны черно-белый ролик в жанре «домашнее видео».

Мухин поздоровался с новыми дежурными и отправился искать кухню. Проплутав по лабиринту из коридоров и холлов минут пять, он неожиданно вышел в угловое помещение с двумя стеклянными стенами. Окна разделяла тонкая металлическая рейка, не внушавшая особого доверия.

– Нагулялся? – по-отечески спросил Немаляев.

За столом сидели двое: Сан Саныч и знакомый по единственному сеансу связи Макаров.

Виктор с независимым видом приблизился к холодильнику и, внимательно изучив содержимое, достал себе здоровый кусок копченого окорока. Напяливать приветливую улыбку он не хотел. Мухин полагал, что за беспочвенные наезды перед ним должны извиниться – и не как-нибудь мимоходом, а основательно и многократно. Немаляев, похоже, был иного мнения.

Полюбовавшись, как Виктор режет мясо и, сворачивая из него затейливые бутоны, отправляет в рот, Сан Саныч молча простился с Макаровым и покинул кухню.

– Слышал я про вашу замутку, – сочувственно произнес тот. – Старик раскаивается, серьезно… Им всем неудобно. Но стелиться он перед тобой не станет. Он же у нас будущий диктатор.

Мухин отложил очередной кусок и посмотрел на бизнесмена. В жизни он выглядел еще хуже, чем на мониторе, – еще пушистей и светлее. Очки он снял, но это его не спасло: золотые дужки все-таки оттеняли водянистые глаза, теперь же две тупых пуговицы лезли наружу, как у вареного карпа. Бледные руки поросли редкими желтоватыми волосками, торчавшими в разные стороны так, точно по ним кто-то прошел.

Виктор поймал себя на том, что пытается угадать, кого же Макаров ему напоминает.

– Сан Саныч будущий диктатор, – сказал он. – Возможно. А я действующий президент. Всенародно избранный.

– Понятно… – буркнул Макаров. – А я между вами кто? Срань колесная?..

Он подвинул к себе лежавший на столе мобильник и, набрав одним пальцем номер, приложил трубку к уху.

– Ублюдки… – сказал он вроде как сам себе. – Где связь-то? Вот, ублюдки же… Всех уволю!..

– Здесь телефон только у одного человека работает. У Шибанова.

– Да? Я мог бы догадаться… – Трубка полетела в мусорное ведро. – Ну что, давай еще раз познакомимся? Юрий Геннадиевич. Можно «Юрий».

– Вы можете звать меня просто Юриком… – обронил Мухин.

– Чего?..

– Вспомнилось…

– Что вспомнил-то?

– Так, не важно. Мясо будешь, Юрий?

– Я вегетарианец.

– До ста лет дожить хочешь? Или зверушек жалко? И то, и другое в нашем положении, знаешь ли, попахивает шизой.

– У меня есть некоторые принципы, – сказал Макаров, – и это значит…

– Это значит, что ты мало видел. Сидишь в этом слое, никуда не рыпаешься? Неужели не интересно?

Юрий, крякнув, поднялся и достал из холодильника пучок салата. Развернув пленку с впечатляющим ценником, он отломил бледно-зеленый листок и начал неохотно грызть.

– Вкусно? – осведомился Виктор.

– Это правда, что ты с Борисом встречался? – неожиданно спросил Макаров. – С тем самым Борисом Черных?