Жнец и его тень - J. R. Crow

А сама ручкой будто невзначай на служанок машет, чтобы шубу благодетелю на плечи накинули да скрылись с глаз, наедине оставили.

— Ярогнева я, казначея старшая дочь.

— Рад знакомству с тобой, — кивнул Велеслав ей вежливо, да своей дорогой идти собирался. Не позволила, за запястье ухватила.

— Служба твоя — она не волк, в лес не убежит. Ты выслушай сперва.

Убедившись, что никуда он не денется, отпустила его Ярогнева, да тут же словом как обухом топора ударила:

— Давно я за тобой наблюдаю, Велеслав. С первого взгляда ты мне полюбился. И статен ты, и лицом пригож. А теперь когда княжей награды удостоился, так и батюшке понравишься. Женись на мне — ни в чём нужды знать не будешь.

Ответил он ей, от потрясения оправившись:

— Ты не торопись, боярышня, так же не делается. Мы с тобой считай первый раз лицом к лицу встретились, а ты сразу про женитьбу. Да и полагается вроде, что это я сватов заслать должен, традицию соблюсти...

Улыбнулась Ярогнева загадочно, глаза опустила:

— И впрямь чего это я? Совсем от любви о приличиях забыла. Прости уж меня за прямоту. Свадьбу ж зимой не сыграешь, до следующего урожая вон сколько времени — успеется. Но ты подумай, Велеслав, хорошо подумай...

С тем и ушла, котёныша к себе прижимая. Тот на руках хозяйки уснул уже, разомлев.

Велеслав шубу на плече поправил, к берёзе той спиной прислонился. Голову запрокинул на небо глядючи.

Вот бы, наверное, матушка порадовалась! Казначей — это тебе не пекарь, больно хорошо таким родством перед соседями кичиться. Может и впервые в жизни даже задумался над её чаяниями серьёзно. Представил, как на упряжке бубенцами увешанной подъедет к дому невесты, какой покров красный на ней надет будет... Вроде всем хороша Ярогнева! Здоровьем так и пышет, коса до пояса... Вот старый волхв из книги клятву зачитает, поднимет он покров, поцелует жену молодую...

И тут будто молния в его домыслах сверкнула, расколола складную картинку надвое, осколки в разные стороны осыпались. Одно лишь лицо перед внутренним взором осталось, самое милое, самое дорогое во всём белом свете. Раньше Велеслав не задумывался даже, а может — просто гнал эти мысли прочь непроизвольно, но тут понял с потрясающей ясностью: не сможет он через себя переступить, кого-то кроме Варвары поцеловать, с кем-то другим брачное ложе разделить. Лучше уж в холостяках всю жизнь проходит, чем и жену, и себя обманывать станет!

Но холодно, однако, стоять вот эдак нараспашку! Велеслав закашлялся, горло прочистил, да в терем поспешил обратно — ещё простудится не хватало.

У Мировида в берлогу дверь оказалась открыта, а Варвара уже там хозяйничала — записки о пойманных казнокрадах с доски снимала. Его увидела — рукой помахала приветливо.

Вот ведь судьба как поворачивается, будто насмешничает! С тех самых пор, как Велеслав из отрочества вырос, вокруг него постоянно девки вились, как матушка выразилась, хоть метлой разгоняй. А та единственная, что мила его сердцу, как к брату относится, али ещё кому такому. Или может — вдруг робкий огонёк в груди затеплился — не видит он чего? Что если она бы и рада его привечать, да долг наследной княжны не позволяет? Но тогда уж точно не стоит ничего говорить, несбыточным соблазнять.

Решив про себя так, Велеслав ладонь в ответном приветствии вскинул:

— Много я всего развесил, одна долго возиться будешь. Давай помогу?

Неделя минула, другая. И за недели те жизнь Велеслава в тереме в Пекло превратилась. Ни служанки, ни боярышни на него больше не глядели, тут же глаза отводили — будто настрого запретил им кто. Оно бы и слава богам, если бы не Ярогнева. Поглядишь на неё — сразу понятно, чьих рук дело. Неупокоенным духом она Велеслава преследовала, то во дворе с ним столкнётся, то на конюшне, то после трапезы подкараулит. Про женитьбу больше не заикалась, лишь улыбалась многозначительно да пирог какой или сладость подсовывала. Вот знал Велеслав, что не надо брать, а как тут не возьмёшь, когда она в руки вложит и убегает. Не догонять же её, гостинцем на ходу размахивая — засмеют!

Дошло до того, что он всё ходы в тереме выучил, по каким только чернавки и ходят, Ярогневу стал боковым зрением за десяток аршин замечать и ускользать заранее подобно ветру степному — даже Хан, наверное, гордился бы им, коли узнал.

Но хуже всего было не это. Покуда Велеслав сам себе в чувствах к Варваре не признался, то столкнуться с ней у Мировида почитал за праздник. А тут не хотел, но начинал представлять, как другой жених, непременно кровей княжеских, её за руку берёт, подле себя на пиру свадебном сажает — и сразу волком выть хотелось. Чтобы душу не бередить, стал он этих встреч избегать, задания просить посложнее, чтобы и ходить подальше и задержаться там подольше. Десница воеводин нарадоваться на него не мог — за троих помощник работает, причин такого рвения не зная.

Когда гульбища объявили, Велеслав отпросился на пару деньков в отчем доме пожить, разум свой в порядок привести. Больше всех Ждана обрадовалась:

— Вроде правильно, что все птенцы разлетелись, свои гнёзда свили, а всё ж таки пусто в избе без тебя, сынок.

Так ей не хотелось семейного единения нарушать, что даже вопросов не задавала, ни о службе, ни — слава богам! — о невестах.

Зато сама рассказывала, как сын плотника, набравшись смелости, к Прасковье посватался, как у среднего брата дочки-двойняшки родились, как дед Горазд помер, а потом не помер — спал так крепко оказывается... Знай слушай и поддакивай — и думать ни о чём времени не остаётся.

В самый день праздника, как водится, заполонили улицы ряженые — в личинах берестяных со страшными харями намалёванными, в тулупах, наизнанку вывернутых. Ходили по дворам, песни пели — ну и проказничали, не без этого. Поболее всего их, конечно, на площади было. Ряженые хороводы водили, пляски дикие плясали, горожан в те забавы увлекали — хотят те этого али нет.

Сам Велеслав у края пристроился, рядом с котелком, где сбитень горячий продавали. Хорошо вот так сбитня выпить на морозе! Вдруг откуда ни возьмись чёрт объявился — чёрный тулуп на нём, хвост по земле болтается, рога козлиные на шапке