Политические убийства. Жертвы и заказчики - Виктор Кожемяко

Я же, слушая начальника госпиталя, думаю вот о чем. Нынче, когда никто из нас не застрахован от неожиданных чубайсовских отключений, когда энергетический убийца стоит за спиной у каждого, неплохо бы каждому иметь свой личный автономный источник электропитания. Свой дизель. Свою электростанцию, не зависящую от капризов РАО «ЕЭС России». Но только на какие деньги? Сам Чубайс, конечно, может себе позволить это. Есть и еще такие отдельные, кто может или уже имеет. А миллионы остальных в стране? И зачем тогда эта «ЕЭС» – «Единая энергетическая система», которая никому ничего не гарантирует?

Встречи в Тамбове убедили меня: почти все, даже энергетики, по горло сыты Чубайсом. Депутат городской Думы В. Ершов – коммунист, он секретарь горкома КПРФ. А первый вице-мэр А. Бобров во многом, наверное, придерживается иных взглядов. Но оба считают: единственный выход из создавшегося положения в том, чтобы управление топливно-энергетическим комплексом перешло к государству. В необходимости этого абсолютно уверен и директор «Горэлектросети» В. Косенков. Дикий рынок в сфере энергетики всесторонне и особенно страшно продемонстрировал свою непригодность. Многие припоминали, что за последние годы в стране построена фактически лишь одна электростанция, что при таком провальном руководстве отраслью дефицит электроэнергии и дальше будет расти, а методы, которыми пользуется Чубайс, все более ставят под угрозу жизнь людей и безопасность государства.

– Но почему он держится и система его остается неизменной, если дискредитировали себя полностью? – этот вопрос я слышал от очень разных людей.

С изумлением показали мне в одной из городских организаций копию письма Генерального прокурора В. Устинова председателю правительства М. Касьянову. Письмо это от 29 сентября 2000 года называется так: «О мерах по правовому урегулированию порядка отключения электроэнергии потребителям». Речь о вопиющем произволе Чубайса! Приводится целый ряд фактов такого произвола, вплоть до телеграммы региональным подразделениям РАО «ЕЭС России» о непринятии (до особого распоряжения) мер по прекращению подачи электроэнергии в воинские части, несущие боевое дежурство.

Факты вопиющие, а тон прокурорского обращения к главе правительства… Судите сами: «В целях предотвращения угрозы безопасности страны, отрицательных процессов в обществе и во избежание гибели людей, экологических катастроф и других возможных тяжких последствий просил бы Вас поручить Минэнерго, Минэкономики, Минюсту России…»

– Просил бы! – возмущались мои собеседники. – Да он кто – Генеральный прокурор или сочинитель челобитных? Он что же, сам никаких мер не может принять к этому Чубайсу?

Получается, именно так. А между тем просил Генпрокурор в прошлогоднем сентябре, чтобы перечисленные министерства совместно с заинтересованными ведомствами подготовили «перечень объектов, не подлежащих ограничению подачи электроэнергии и полному отключению», чтобы был установлен запрет «на ограничение или прекращение подачи электроэнергии в больницы, детские дошкольные и школьные учреждения, иные объекты, отключение которых создает опасность для жизни и здоровья граждан».

Но опасность с тех пор, как видим, не уменьшилась, а стала еще больше. Кто же и когда положит этому конец?

Генеральный прокурор не может. Глава правительства, судя по всему, – тоже. Государственная дума, обсудив что-то вроде доклада Чубайса в связи с настоящей катастрофой в Приморье, так ни к чему и не пришла, ничего не добилась.

Невольно стал я свидетелем спора о возможностях в этом отношении президента страны. Одни утверждали, что, поскольку речь пока идет об акционерном обществе, то и он ничего тут сделать не в силах. Другие возражали. А кто-то начал подчеркивать особые отношения, которые, мол, наверняка до сих пор сохраняются между Владимиром Владимировичем и Анатолием Борисовичем.

– Вы не читали репортаж в «Общей газете» после выборов в Думу? Ночью, когда подсчитывались голоса, будущий президент, а тогда премьер-министр, приходит на торжество в штаб «правых». И вот в дружеском застолье Чубайс с усмешкой заявляет: «Говорят, я приватизировал всю страну. И даже премьер-министра приватизировал». Путин ему в ответ: «Толян, ну это ты слишком». А Чубайс: «Нормально, я знаю, что говорю».

Он знает! И что говорит, и что делает – на погибель России.

Толчком к поездке в Мичуринск стало сообщение в теленовостях о гибели двух военных летчиков, ценой своей жизни спасших людей в селе, над которым произошла катастрофа. И еще было у той информации дополнение, сжавшее сердце: год назад погиб в схватке с хулиганом работник милиции, сын одного из этих летчиков.

Даже в наше насквозь драматическое время трудно оставить без внимания такое совпадение. Однако краткой информацией все и ограничилось. Между тем очень хотелось подробнее узнать и обязательно рассказать, какие же они, эти люди, способные пожертвовать собой ради других.

Командир полка В. Завьялов был в отъезде, и первый мой разговор здесь состоялся с его заместителем по воспитательной работе.

– Подполковник Труфанов Леонид Иванович, – представился он. – В этой части служу двенадцать лет и все время, можно сказать, был рядом с погибшими товарищами – полковником Руденко и майором Меловановым. Впрочем, Василия Ивановича Руденко я знал гораздо раньше. Когда в 1983 году курсантом Борисоглебского училища пришел в учебный полк в Ряжске, он там был заместителем командира эскадрильи по политчасти и, между прочим, давал мне рекомендацию в партию.

Что произошло в небе неподалеку от Мичуринска 11 июля 2001 года в 15 часов 47 минут? Учебный самолет Л-39 чешского производства, управляемый в плановом контрольном полете двумя опытнейшими мастерами, выполнил несколько фигур высшего пилотажа, но внезапно начал резко терять скорость и высоту. Замполит (а в полку по традиции его называют именно так) считает, что, хотя была не одна комиссия и существует целый ряд версий, настоящая причина произошедшей трагедии до сих пор не установлена. Может, двигатель почему-то не смог выйти на необходимые максимальные режимы. Может, как принято ныне говорить, сказался человеческий фактор. Домыслов, по выражению Труфанова, много. Очевидным остается одно – поведение экипажа в последние, самые критические секунды.

Леонид Иванович привез меня потом на место, где упал самолет, и я воочию смог все представить. Луг, посреди которого к сорока дням после гибели товарищей летчики полка успели установить памятный мемориал, не очень-то обширен. Точнее, пожалуй, назвать его лужайкой. И с трех сторон – жилые дома. А село Гавриловка, над которым тогда самолет вдруг начал быстро снижаться, выходит на эту лужайку, и надо было «перетянуть» крайние дома, не врезавшись вместе с тем в стоящие впереди.

Словом, думали пилоты в последний момент не о себе, а о тех, кто внизу, под ними, на земле. Старались им спасти жизнь – и спасли.

Еще один сослуживец полковника Василия Руденко и майора Игоря Мелованова – майор Олег Юдин, дежуривший во время рокового их полета на аэродромном пульте управления, техническим языком изложил свое представление о действиях экипажа: