Цепной пес самодержавия - Виктор Тюрин
Шрифт:
Интервал:
– Вы… вы не человек, а ледокол, который раздвигает льдины! Он тоже большой и мощный. И помогает людям. За это ему все благодарны! Но это громадный пароход, а если таков человек?
Честно говоря, мне так и не удалось понять ее аналогии. Прусь вперед, как тот ледокол, и не обращаю ни на кого внимания? Или именно на нее?
– Гм! Разное приходилось о себе слышать, но сравнение с ледоколом явно для меня что-то новое.
Девушка покраснела.
– Господи, что я говорю! Извините меня, пожалуйста! Я пыталась сказать… Просто извините меня! Все никак не могу отойти от того ужаса!
– Ничего страшного. Знаете, я хорошо понимаю вас, потому что, в свое время, мне пришлось пережить не менее страшный кошмар. Причем он длился не минуты или часы, а… Знаете, давайте поговорим о чем-нибудь другом, более приятном. Хорошо?
Некоторое время она испытующе смотрела на меня, явно желая слушать продолжение, но потом вдруг сказала:
– Вы не поверите, но я вам в какой-то мере завидую.
– Мне? Почему?
– Вы, с вашей волей и внутренней силой, не стали бы сутками бороться с этим кошмаром, а задушили бы его в мгновение ока, – немного помолчав, добавила: – Пожалуйста, не обижайтесь на меня за то, что я сравнила вас с ледоколом. Просто не знаю, что на меня нашло!
– Ледокол – это нечто громадное и гудящее в тумане, – я решил сказать какую-нибудь глупость, надеясь если не развеселить, то хотя бы отвлечь девушку от мрачных мыслей. – Даже как-то странно нас сравнивать, тем более что обычно я кажусь себе большим, добрым, плюшевым медведем. Правда, есть сходство?
– Вы?! Похожи… на игрушечного медведя? – удивление прошло, и в ее глазах загорелись веселые огоньки. – Плюшевый медведь?! Ой, не могу! Ха-ха-ха!
Закончив смеяться, она расслабилась и уже с каким-то лукавством в голосе спросила:
– Вы когда ворвались туда… то крикнули нечто странное, но эти слова мне почему-то врезались в память. «Светлана Михайловна, закройте глаза и постарайтесь расслабиться! А вы, господа, получайте удовольствие!» Почему вы так странно сказали?
Теперь у меня появилось желание засмеяться, и я с трудом подавил готовый вот-вот вырваться смешок.
– Гм! Да просто… случайно вырвалось. Не спрашивайте, потому что уже сам не помню, к чему это все сказал.
Не объяснять же девушке начала двадцатого века смысл пошлого анекдота из будущего, каким-то образом всплывшего у меня в памяти в тот самый момент. Все же женским чутьем она уловила скрытую подоплеку в моем оправдании, естественно, приняла ее на свой счет и смутилась. Мне как галантному кавалеру снова пришлось прийти на помощь.
– Как ваша школа, Светлана Михайловна?
– Сегодня второй день как пошла на занятия, а так сидела дома, – при этом было видно, что она отвечает мне автоматически, явно думая о чем-то другом.
– Как поживает отец Елизарий?
– Хорошо, – ответила она, а уже в следующую секунду неожиданно спросила меня: – Вы же тогда… видели меня?
При этом вопросе ее щеки стали наливаться краской.
«Так вот в чем дело. Видел ли я ее стройные ножки?»
– Отрицать не буду, – постарался я ответить как можно более официальным тоном, без какого-либо намека на игривость.
– Вы потом ту фразу сказали…уже на улице. Наверно, хотели ободрить меня, дать прийти в себя. Да?
– Конечно, мне хотелось вас встряхнуть, но при этом я не мог не подчеркнуть совершенства вашей фигуры.
Несмотря на изящную обтекаемость фразы, девушка покраснела, как маков цвет, и опустила глаза.
«А ведь мог остановиться на первой половине фразы. Что теперь ждать?»
Ответ на мой мысленный вопрос оказался неожиданным. Девушка резко подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и вдруг сказала:
– Ведь я вас толком так и не поблагодарила! – затем приподнявшись на цыпочках, неожиданно закинув мне руки за шею, обняла, поцеловала, потом также порывисто и резко отступила на два шага, не поднимая глаз. Несмотря на быстроту и неожиданность, я все равно мог поклясться, что, когда наши взгляды встретились, в глубине ее зеленых глаз плясали озорные бесенята.
«Ух, ты! Не ожидал!» Только я так подумал, как внизу громко хлопнула дверь и раздался громкий голос хозяина дома:
– Аглая! Я пришел! Как там наш ужин?!
Девушка, услышав голос отца, занервничала и торопливо сказала:
– Извините меня, Сергей Александрович. Вы с отцом пока поговорите, а я позже приду.
– Хорошо, Светлана Михайловна. Буду вас ждать.
Она развернулась и пошла, слегка покачивая бедрами с чисто женским изяществом, заложенным самой природой.
«И дети у нее будут такие же красивые, как их мама», – глядя ей вслед, подумал я и вдруг почувствовал нечто похожее на смущение, чувство, которое у меня уже давно атрофировалось. По крайней мере, я так считал до этой секунды.
Наши отношения с государем после Кронштадтского мятежа внешне не претерпели никаких изменений, но при этом получили какую-то внутреннюю крепость. Я искренне переживал за него и его семью и работал как проклятый, чтобы хоть как-то исправить свою ошибку. Император понимал это и старался всячески показать, что по-прежнему доверяет и ценит меня. Первым доказательством этого стало увеличение моей охраны, теперь, насколько я мог судить, за мной ходило не менее трех-четырех агентов наружного наблюдения. Отметил это мельком, так как если раньше, с непривычки, меня тяготило их присутствие, то теперь я не замечал их, как в упор не видишь дворовую скамейку, проходя мимо нее в трехсотый раз. Второй новостью для меня стал особый циркуляр, вышедший из дворцовой канцелярии и предписывающий городским и военным властям столицы оказывать в случае необходимости любую помощь в действиях поручику Богуславскому Сергею Александровичу. Узнав о подобном документе, я только пожал плечами, так как не видел в нем особого смысла.
По-прежнему я приезжал во дворец только по вызову государя, причем не для того, чтобы разрешить острый или неприятный вопрос, как бывало раньше, а по большей части для обсуждения той или иной проблемы, причем, как выразился однажды Романов, его в подобных случаях интересовал «мой необычный взгляд на обычные вещи». Император, похоже, не особенно горевал, что утратил оракула, так как его, похоже, вполне устраивала моя роль в качестве «ангела-хранителя». В отличие от государя, определившего меня на роль советника, я сам был полон внутренних сомнений, так как не в таком ракурсе представлял свою дальнейшую жизнь. К тому же все, что задумал, было выполнено, поэтому передо мной нередко вставал вопрос, на который я до сих пор не знал ответа: мне что, до конца жизни быть привязанным к престолу, время от времени подталкивая Романова по тем направлениям в науке и технике, которые получат ведущее положение в будущем?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!