Что не так с этим миром - Гилберт Кийт Честертон

было совершенно недемократическим поступком; раз мы демократы, мы должны это исправить. Мы хотим воли народа, а не голосов народа; и дать человеку право голоса против его воли – значит поставить голосование выше, чем декларируемая им демократия.

Но эта аналогия неверна по простой и конкретной причине. Многие женщины без права голоса считают голосование неженским делом. Никто не говорит, что большинство людей, не имеющих права голоса, считали голосование недостойным мужчины. Никто не утверждает, что хоть кто-то, не имевший права голоса, считал это право недостойным мужчины. Ни в самой тихой деревушке, ни в самом застойном болоте вы не встретите деревенщину или бродягу, которые думают, что потеряли свое мужское достоинство из-за того, что стали частью политической толпы. Если мужчину не волновало голосование, то только потому, что он не знал о голосовании; он не понимал этого слова, как не понимал биметаллизм. Его возражение, если даже оно и существовало, было простым отрицанием. Его безразличие к голосованию было истинным безразличием.

Но негативное отношение женщин к праву голоса, независимо от количества разделяющих это мнение женщин, имеет под собой основание. Это не простое отрицание, это ни в коем случае не безразличие. Те женщины, которые противятся перемене, считают голосование (правы они или нет) неженственным. Оно воспринимается как оскорбление определенных положительных традиций, к которым они привязаны. Вы можете считать такое мнение предвзятым, но я категорически отрицаю за любым демократом право ломать предрассудки, если они популярны и позитивны. Так, демократ не имеет права заставлять миллионы мусульман голосовать, ставя крестик, если они предпочитают ставить знак полумесяца. Если это не соблюдается, демократия становится фарсом, который нам не нужно поддерживать. Если же это признается, то суфражистки должны не просто пробудить равнодушных, но и переубедить враждебно настроенное большинство.

2. О чистоте в образовании

Перечитывая свой протест против языческого идолопоклонства телесной чистоте, который я, честно говоря, считаю совершенно необходимым, я вижу, что он, возможно, будет неправильно истолкован. Спешу сказать, что считаю умывание важнейшим делом, которому нужно научить как богатых, так и бедных. Я нападаю не на безусловное, а на относительное положение мыла. Пусть многие настаивают на пользе мыла, но позвольте мне настаивать на другом. Я готов признать, что чистоплотность стоит рядом с набожностью, но современные люди и близко не подпустят набожность к чистоплотности. В разговорах о Томасе Беккете и прочих святых и героях они ставят душ выше души; они отвергают набожность, если ей не сопутствует чистота. Если мы возмущаемся таким подходом, когда дело касается святых и героев далекого прошлого, то мы должны еще сильнее возмущаться, когда дело касается множества святых и героев из трущоб, чьи нечистые руки очищают мир. Грязь – зло, если она – симптом лени; но факт остается фактом: классы, которые чаще всех моются, работают меньше всех. В отношении них практический курс прост: мыло следует рекламировать как то, чем оно и является на самом деле, – как роскошь. Что же касается бедных, тут практический курс также несложно согласовать с нашим тезисом. Если мы хотим дать бедным людям мыло, мы должны сознательно дать им предметы роскоши. Если мы не сделаем их достаточно богатыми, чтобы быть чистыми, тогда мы должны поступать с ними как со святыми. Мы должны почитать их за то, что они грязные.

3. О крестьянской собственности

Я не обсуждал в подробностях распределенную собственность или ее возможности в Англии по причине, указанной в тексте: в этой книге говорится о том, что неправильно, неладно в наших спорах и усилиях. Я утверждаю: ошибка заключается в том, что мы идем вперед, потому что не осмеливаемся вернуться назад. Так, социалист говорит, что собственность уже сконцентрирована в трестах и корпорациях: единственная надежда – сконцентрировать ее еще больше в государстве. Я же говорю, что единственная надежда – разделить ее, то есть покаяться и вернуться; единственный необходимый шаг вперед – это шаг назад.

Но в связи с распределением я оставил открытой возможность для еще одной потенциальной ошибки. Говоря о широком перераспределении собственности, я говорю о решительности в постановке цели, но не обязательно о поспешных действиях. Еще не поздно восстановить более-менее рациональное состояние английских владений без прямой конфискации. Политика выкупа помещичьего землевладения, неуклонно применяемая в Англии, как она уже проводилась в Ирландии (особенно по мудрому и плодотворному закону мистера Уиндема[199]), за очень короткое время освободит нижнюю часть социальных качелей и выровняет их. Возражение против этого курса состоит вовсе не в том, что он не сработает, а только в том, что ему не позволят сработать. Если оставить все как есть, почти наверняка произойдет неизбежный бум конфискаций. Если мы будем колебаться, нам в скором времени придется поторопиться. Но если мы приступим к делу как можно скорее, у нас будет время сделать его неспешно.

Однако для моей книги это несущественно. Все, что я должен сказать, находясь между этими двумя сторонами социальных качелей, – так это то, что мне не нравится супермаркет Уайтли[200] и что я не люблю социализм, потому что он (по мнению социалистов) будет похож на этот магазин. Социализм – воплощение универсама, а не его отмена. Я возражаю против социализма не потому, что он полностью изменит нашу торговлю, а потому, что при нем она останется такой же ужасной.

Сергей Аверинцев

Г. К. Честертон, или Неожиданность здравомыслия[201]

Мне не было нужды соглашаться с Честертоном, чтобы получать от него радость. Его юмор такого рода, который нравится мне больше всего. Это не «остроты», распределенные по странице, как изюминки по тесту булочки, и уж вовсе не заданный заранее тон небрежного пошучивания, который нет сил переносить; юмор тут неотделим от самой сути спора, диалектика спора им «зацветает», как сказал бы Аристотель. Шпага играет в лучах солнца не оттого, что фехтовальщик об этом заботится, просто бой идет не на шутку и движения очень проворны. Критиков, которым кажется, будто Честертон жонглировал парадоксами ради парадоксов, я могу в лучшем случае пожалеть; стать на их точку зрения я неспособен.

К. С. Льюис. Настигнут Радостью. Глава XII

У Честертона есть поэма, которая называется «Белый конь»; ее герой – Альфред Великий, английский король IX века, защищавший честь своего народа, навыки законности и хрупкое наследие культуры в бурную пору варварских набегов. О стихах Честертона вообще-то не очень принято говорить всерьез, но поэтическое качество «Белого коня» в довольно сильных выражениях хвалил недавно умерший поэт Оден, признанный мастер современной поэзии,